— Как я могу отказаться от столь вежливого предложения? — иронически ответил Луи, с нарочитой вежливостью поклонившись. Предательская слабость растеклась по телу от такого неожиданного, почти невероятного избавления. Но в душе его терзали сомнения столь же сильные, как и у Лафитта. Он не мог представить себе, зачем понадобился имперскому губернатору все еще лояльной Бурбонам провинции.
И он не был уверен, что ему хочется это узнать.
Исцарапанная, обожженная солнцем, истощенная Мириэль наконец добралась до берега огромной реки, шире которой в жизни не видела.
Густой утренний туман, по которому она реку и нашла, все еще висел над водой, растекаясь по окрестным лугам и превращая весь мир в серую пустоту. Казалось, река исходит паром. Она простиралась перед девушкой — гладкая и блестящая как озеро, но рябь посредине стремнины предупреждала, что переправляться не стоит. Мириэль упала на колени на илистом берегу рядом с грудой водорослей и стала черпать воду ладонями. Ей удалось утолить хотя бы жажду, хотя голод продолжал ее терзать.
Дичи вокруг водилось в изобилии, но Мириэль не умела охотиться. Она вообще не умела жить в лесу. Ей просто очень повезло, что она сумела забраться так далеко на запад.
«Наверное, теперь удача оставила меня», — обреченно подумала девушка. Она не отчаивалась — монахини еще в детстве внушили ей, что отчаяние — самый тяжкий из грехов, но сейчас совсем была сбита с толку и не считала это своей виной. Поначалу она не понимала, зачем ее ведут в эту глушь, но даже теперь, дойдя до конца пути — по крайней мере ей так казалось, — понимала не больше. Она шла по следу Грааля, но Грааля здесь не было.
Из кустов донесся шорох, и Мириэль взглянула в ту сторону — вдруг ей повезет и там окажется гнездо с птичьими яйцами.
Но из тумана появился человек, высокий, почти нагой, согласно обычаю здешних диких племен, с бронзовой от загара кожей. Волосы его были вымазаны глиной и торчали высоким гребнем, в который были воткнуты утиные перья.
Мириэль вскочила на ноги и попыталась было убежать, но запуталась в юбках, да к тому же она была голодна и у нее болели ноги. Дикарь схватил ее и повалил наземь.
Напрасно бедняжка старалась вырваться, перепуганная насмерть. Он что-то кричал ей на незнакомом языке, и наконец она закрыла глаза, приготовившись умереть.
Но оказывается, убивать ее дикарь не собирался. Он довольно осторожно поставил девушку на ноги и подтолкнул вперед, к берегу.
— Что ты от меня хочешь? — в полном отчаянии спросила Мириэль. — Кто ты?
Ответа не последовало, но, когда они прошли несколько ярдов — она впереди, он сзади, — Мириэль поняла, что он ведет ее к своей лодке. Раньше она уже видела такие длинные, узкие лодки, сделанные из бересты и оленьей шкуры, — каноэ. Дикарь жестом велел ей сесть в лодку.
Мириэль огляделась по сторонам, надеясь, что сможет хоть чем-нибудь себе помочь. Ведь, оказавшись в лодке, она будет полностью во власти дикаря, и даже прыгнуть в воду будет нельзя — тяжелые юбки утянут ее на дно. Но еще больше, чем утонуть, она боялась того, что может сделать с ней дикарь. Однако ей оставалось только повиноваться, потому Мириэль села в лодку и как могла скромно закутала юбками ноги. Когда дикарь столкнул каноэ в воду и забрался в него сам, она замерла.
«Какая же я была дура! Неужели отец Мак-Донох оказался прав? Неужто гордыня привела меня к такому концу?»
Она стиснула зубы, дрожа от усталости и страха. Каноэ отчаянно закачалось, и Мириэль судорожно вцепилась в борта. Сердце ее бешено колотилось. Быстрыми умелыми движениями дикарь повел свое суденышко на стремнину, вода подхватила лодку и понесла быстрее, чем это мог бы сделать любой человек. Они плыли молча, окутанные туманом, одни посреди реки.
Через некоторое время сквозь туман раннего утра стали пробиваться солнечные лучи, и Мириэль разглядела местность по обе стороны реки. Девственную голубизну неба кое-где нарушал дымок костра, на берега выходили к водопою животные и без страха смотрели на путников. Эта земля еще не знала человека.
Путешествие было бы даже приятным, если бы Мириэль могла отделаться от своих страхов, но угроза неведомого затмила ей все красоты. Конечно же, ангел знал, что все это случится, когда отправлял ее в дикие края. Но какой цели послужит ее смерть?
«Я не такая! Я не святая, я не гожусь! Почему именно я?»
Внезапно до нее дошла вся абсурдность этого вопроса. «Почему я?» — разве не все так спрашивают, даже если не оказываются беспомощными пленниками дикарей Нового Света и их не везут по неведомой реке? Ответ всегда один — это не твоего ума дело.
Ее четки уцелели в последнем приключении, и Мириэль, перебирая бусины, принялась молиться, находя утешение в знакомых словах.
Солнце уже начало склоняться к западу, а река стала еще шире, когда они добрались до цели. Мириэль уже давно чуяла слабый запах дыма, и теперь, за поворотом реки, увидела, откуда он поднимается. На острове посреди реки стоял город.
Отец Мак-Донох рассказывал ей, что туземцы не строят каменных домов, но этот город был воздвигнут из камня и огромен, как города Старой Европы. Четыре круглые башни, похожие на шахматные ладьи, возвышались по углам частокола из обструганных бревен. Ворота были открыты, и внутри Мириэль увидела другие здания, с крытыми тростником крышами. В реку врезался короткий каменный причал, к которому и подвел лодку дикарь. Он не стал привязывать каноэ — причал предназначался лишь для того, чтобы легкие суденышки не сносило течением, а втащил лодку на песчаный берег и сделал Мириэль знак следовать за ним.
Мышцы девушки затекли от долгих часов неподвижности, шла она медленно, что раздражало туземца. Он схватил ее за руку и потащил за собой, что-то выкрикивая на странном языке и время от времени заглядывая ей в лицо, словно выискивал хоть какой-то признак понимания. Сумев наконец как следует рассмотреть своего похитителя, Мириэль осознала, что он отличается от всех туземцев, которых она прежде встречала.
У него были голубые глаза.
[49]
Осознав, что его не понимают, туземец разочарованно пожал плечами и знаком велел пленнице идти первой. Мириэль, спотыкаясь, пошла вперед. Любопытство, охватившее ее, помогло преодолеть страх. В своих странствиях она слышала легенды о затерянных колониях — может, это как раз одна из них? Форпост христианства в языческой глуши? Вид столь добротного поселения убеждал ее в этом. Город был полон народу. На улицах играли дети, смеясь и крича, как все дети во всем мире. Мужчины и женщины, одетые по обычаю индейцев, занимались своими делами и почти не обращали внимания на незнакомку. У многих были голубые глаза, а цвет волос варьировался от светло-каштанового до почти белого. Это были высокие и красивые люди, и, будь они одеты по-европейски и повстречайся ей на улице Балтимора, она даже внимания бы на них не обратила.
