Мёрдок не стал напрямую призывать к пересмотру приговора Родди; вместо этого он в общих чертах выражал мнение, что закон в его нынешнем виде «слишком несовершенен для рассмотрения дел подобного рода. Наши высочайшие юридические умы должны решительно пересмотреть процессуальные нормы в отношении случаев, зависящих от безумия или здравомыслия обвиняемого. И до тех пор, пока такой пересмотр не будет сделан, — написал он, — на виселицу будут посылать не тех людей».
Мистер Мёрдок также написал в тот же день лорду Монкриффу и, хотя письмо затерялось, было бы резонно предположить, что в нем выражались те же мысли.
После получения прошения мистера Синклера лорд-адвокат был обязан связаться с судьями этого процесса и с генеральным регистратором Шотландии
[62], Уильямом Питтом Дандасом, но, каково бы ни было содержание их переписки, события развивались быстро.
Джон Мёрдок передал рукопись Родди местному печатнику, Александру Кларку. Однако тот выпустил не полное издание документа в пятьдесят тысяч слов, а лишь брошюру в двадцать четыре страницы, в которую вошли самые отвратительные и сенсационные пассажи.
В течение нескольких дней по всей стране разошлись десятки других, сильно искаженных, версий. Большинство этих пресловутых версий были озаглавлены «Его кровавый проект: бред убийцы, напечатанный Уильямом Гривом из Глазго». «Его кровавый проект» сократился до жалких шестнадцати страниц и почти полностью состоял из составленного Родди описания убийств, рассказа о том, как он прикончил барана Лаклана Маккензи (далее следовала строчка «в тот момент я испытал вкус к раскраиванию черепов и решил, что пройдет немного времени, как я утолю эту жажду снова»), а также совершенно выдуманного пассажа, в котором Родди «извращенно растлил» двенадцатилетнюю Флору Брод. За несколько дней памфлет распродали в десятках тысяч копий. Затем последовали различные отвратительные карикатуры, гравюры и баллады (самая заметная — «В это прекрасное утро я прикончил троих» Томаса Портера), и вместо того, чтобы стать участником нашумевшего судебного процесса, Родди превратился в народное страшилище. Ирония того, что все эти произведения описывали его совершенно спятившим, полностью не замечалась теми, кто их поглощал.
По всей видимости, план мистера Синклера не имел никаких шансов на успех. Он не мог указать на какие-либо судебные ошибки и не мог обоснованно утверждать, что обвинение строилось на ненадежных свидетельствах. Его надежда, что публикация мемуаров Родди приведет к волне общественной поддержки прошения, была, надо сказать, безнадежно наивной. Тем не менее у него не оставалось иного выхода, и его надежда, что публика воспримет Родди так же, как воспринял его он, говорит об адвокате только хорошее.
Как бы то ни было, на следующей неделе мистер Синклер получил вежливый, но официальный ответ от лорда Монкриффа, где говорилось, что поскольку «ни в свидетельствах, ни в ведении процесса не было никаких упущений», он не обязан рассматривать прошение о помиловании. «Таланты, которыми, как вы заявляете, обладает приговоренный, существуют они в действительности или нет, не могут играть роли в глазах закона».
Таким образом, смертный приговор был утвержден.
Мистер Синклер продолжал ежедневно навещать Родди. Он находил его в состоянии полного оцепенения, «не желающим есть или разговаривать». Родди ни разу не пожаловался на свое положение и не выразил страха перед своей грядущей судьбой. Он не принял помощи тюремного капеллана, который явился к приговоренному, чтобы тот использовал оставшееся ему время, дабы примириться с Создателем. Несмотря на то что ему было предоставлено все необходимое, Родди ничего больше не написал, не считая короткого письма к отцу.
«Дорогой отец, я пишу в надежде, что к тому времени, как это письмо попадет к тебе, твое положение улучшится. У меня осталось немного времени, и я не желаю в этом мире ничего сверх того, что мне было отпущено. Стены моей камеры — мрачное зрелище, и, хотя мне очень хотелось бы еще раз увидеть Калдуи, я бы с радостью ускорил свою казнь, если б мог. Однако пока со мной все хорошо, и ты не должен тревожиться обо мне и оплакивать мой уход.
Хотел бы я сказать, что сожалею о бедах, которые причинил, и искренне желаю, чтобы ты был благословлен более достойным сыном. Подписано: Родрик Джон Макрей».
Письмо было доставлено в Калдуи днем двадцать второго сентября, но Джон Макрей так его и не прочитал — тем утром Кармина Смок нашла его мертвым на собственном стуле. Он был похоронен рядом со своей женой на кладбище в Камустерраче. Дому и надворным строениям позволили полностью развалиться, а землю распределили между оставшимися жителями деревни. Должность констебля занял Питер Маккензи.
Двадцать четвертого сентября, в утро казни, Родди попросил только об одном: пройтись по тюремному двору. Это было ему дозволено, и, по словам мистера Синклера, он совершил свою прогулку «так, как если б находился в совершенно другом месте».
Потом его сопроводили из камеры его адвокат, священник шотландской церкви и два тюремщика. Когда они приблизились к помещению, где должна была состояться казнь, у Родди подогнулись ноги, и тюремщикам пришлось тащить его оставшиеся ярды. Были проделаны все необходимые приготовления. Кроме палача присутствовали также доктор Гектор Мунро и начальник тюрьмы.
Когда на его голову начали напяливать колпак, из глаз Родди потекли слезы. Мистер Синклер взял его голову в свои ладони.
Родрика Макрея объявили мертвым в восемь часов двадцать четыре минуты.
«Повешение, — указал в своем отчете доктор, — было проведено образцово, и заключенному не было причинено излишних страданий».
Благодарности
В отношении исследования материала и вдохновения я в величайшем долгу перед пятью книгами: «Жизнь народа Хайленда» (Раутледж, 1961) И. Ф. Гранта, совершенно необходимый путеводитель по жизни и традициям шотландского Хайленда; «Становление общины фермеров-арендаторов» (Джон Дональд, 1976) Джеймса Хантера — лучшая книга по историческому развитию Хайленда, которую я когда-либо встречал; «Дети Черного Дома» (Бирлинн, 2003) Калума Фергюсона, где излагается много интересных историй; «Истоки криминологии: хрестоматия» (Раутледж, 2009) Никола Рафтера, познакомившая меня с трудами Дж. Брюса Томсона и других пионеров этой области; и, наконец, «Я, Пьер Ривьер, зарезавший свою мать, сестру и брата» (Бизон букс, 1982) под редакцией Мишеля Фуко
[63]. Также я благодарен Эпплкросскому историку Иану Макленнану и за изобилие информации, содержащейся в его книге «Эпплкросс и его пригороды: исторический альманах» (Эпплкросское историческое общество, 2010), и за его великодушные ответы на мои электронные письма. Гордон Камерон, хранитель Центра наследия Эпплкросса, также щедро тратил свое время и снабдил меня текстом песни «Колли Мюрид», сочиненной в 1820 году Дональдом Макреем. Ее перевел на английский Рой Уэнтуорт. Перевод названия «Карн нан Уайгхеан» предложили мне Фрэнсис и Кевин Макнилы.
