Хотя почему несчастное? Это же здорово, когда дети живут в чистом доме, когда у них вкусная еда, когда отец доволен и добродушен!
Альбина Ростиславовна теперь наведывалась редко, больше по телефону контролировала, что да как с ее сыном и внуками, но Александра была только благодарна, что старуха не суется и не ревнует.
Весь мир сосредоточился для нее теперь в детях, в сыновьях, которых она не родила, но Бог все же послал ей в самую прекрасную пору жизни, когда есть и силы, и мудрость, и опыт, а не только одна юношеская неуправляемая энергия.
О Всеволоде она не просто не думала, а почти не вспоминала. Наверное, когда он вернется, надо будет что-то решать, но пока его нет – и слава богу. Пусть там поет себе…
Иногда только она встречала взгляд Инги с фотографии и смущалась, пыталась оправдаться, что не самозванка, не узурпаторша. В такие дни она становилась особенно сдержанна с Гришей, особенно тщательно подбирала слова, а потом брала Витю на руки и забывала обо всем остальном.
Александра зарабатывала на книгах не очень много, но и жила после развода экономно, так что кое-какой запас у нее был. Хотела создать себе резерв на старость, а теперь стала беззаботно тратить его на детей. В конце концов, подарки по-настоящему радуют только в детстве.
Виктор тоже сделал ей подарок, шикарный золотой браслет. Александра открыла узкую и длинную бархатную коробочку, покачала головой и отдала обратно.
– Не приму.
– Да почему, Сашуленька? Это моя искренняя благодарность тебе, что спасла Витю.
– Но если бы это не удалось, браслет не смог бы меня утешить. Поэтому не приму.
– Саша, я обижусь.
– Как угодно. Подари его какой-нибудь своей девочке.
Виктор мягко взял ее за руку и усадил рядом с собой.
– У меня нет никаких девочек, – сказал он таким проникновенным тоном, что Александра поморщилась. – Да, в прошлом я был небезупречен, но жизнь меняет людей, особенно когда обрушивает на голову столько бед. Я, знаешь ли, много понял с тех пор, как мы развелись.
– Рада за тебя.
– Не ёрничай. Я говорю серьезно. Наверное, меня можно порицать за то, что я тебе изменял, но, Сашенька, это делают все. У меня нет ни одного знакомого, который бы не изменил жене. Ни одного!
– Ты говоришь о тех людях, которые приходили в наш дом как друзья семьи?
– Да, конечно. Верны своим женам только полные ничтожества, абсолютные нули и лентяи, а любой мужик, который хоть чего-нибудь да стоит, изменяет. От того, что это не принято признавать, оно не перестает быть правдой, к сожалению.
Александра пожала плечами:
– Не собираюсь с тобой спорить. Я знаю, что ты мне изменял, а что делали в это время все остальные мужики, мне неинтересно.
– Сашуля, но как убедить тебя, что я всегда считал тебя своей женой…
– Я и была твоей женой, – перебила она.
– Ну так да! А другие ничего для меня не значили! Ты – моя половинка…
– Ты что, сдурел! – шикнула она. – Гриша может услышать, и как нам после этого в глаза ему смотреть? Заруби себе на носу, что меня в этом доме волнуют только дети! Понял? Только и исключительно дети! Мне глубоко плевать, чья ты там половинка и к каким озарениям подтолкнула тебя жизнь, но не смей обижать Гришу. Как хочешь, а в его глазах ты должен быть любящим мужем его матери. Ты понял?
Виктор покачал головой и промолчал. На следующий день вдруг прикатила Альбина и заявила, что отпускает Александру с Виктором выбрать для Кати новую стиральную машину. Они договорились подарить дочери этот необходимый в хозяйстве аппарат, и нужно было посмотреть модели в торговом зале, а потом заказать по Интернету. Александре всегда было немного неловко расспрашивать продавцов, когда знаешь, что ничего у них не купишь, а Виктор наоборот считал, что раз написано у тебя на бейджике «продавец-консультант», то будь любезен, консультируй и не жалуйся. В нем всегда было это барство, какая-то первобытная уверенность, что большинство людей рождены прислуживать ему. Нет, он всегда оставался любезен, всегда улыбался, но называл официантов халдеями, а таксистов – рикшами и если уж платил за услугу, то она должна быть оказана сполна. Если они ехали отдыхать, то неважно, сколько было чемоданов, – таксист обязан был сам уложить, а потом достать из багажника все до единого.
Будучи замужем за Виктором, Александра обычно сама ходила в магазин, но иногда он все же возил ее за продуктами. Они неспешно ходили с тележкой по рядам элитного гипермаркета, выбирали, разглядывали новинки, в общем, приятно проводили время. И все бы хорошо, но этот магазин предоставлял одну дополнительную услугу: за небольшое вознаграждение работник зала доносил покупки до машины. Виктор всегда пользовался этой услугой, хотя они никогда не набирали столько, чтобы сильный здоровый мужик не мог пройти с этим весом пятидесяти метров. Александра понимала, что раз есть услуга, надо ею пользоваться и дать людям заработать, но почему-то ее всегда внутренне конфузило, когда Виктор, расплатившись, начинал оглядывать зал. Ей всегда становилось страшно, что он сейчас, как какой-нибудь герой пьесы Островского, крикнет «челаэээк!» и щелкнет пальцами.
Позже она узнала, что это называется испанский стыд.
…Измучив продавца и выбрав модель, Виктор предложил ей посидеть в кафе. Александра хотела поскорее вернуться к детям, но бывший муж настаивал.
Она села за столик возле окна и невольно залюбовалась суровой красотой пейзажа – скромное осеннее солнце уже садилось, за домами виднелся только самый его краешек, но сумерки еще не совсем сгустились и можно было разглядеть вдалеке залив, таинственный и опасный в темноте.
Наверное, за окном не только темно, но промозгло и сыро, и от этого яркий интерьер кафе показался уютным, а сидящий напротив Виктор – почти родным.
– Что ж, будет теперь Катюшка наша стирать, сколько душа пожелает, – улыбнулся бывший муж. – Хорошая у нас с тобой дочка получилась, правда?
– Правда.
– И вообще мы с тобой жили очень хорошо.
Александра не ответила, с преувеличенным вниманием разглядывая узор пенки на своем капучино. Сердечко, господи, какая ирония.
– Сашуля, мы теперь одни и можем поговорить спокойно. – Рука Виктора нашла под столом ее колено и легонько сжала. Александра дернула бедром и на всякий случай села к столу боком, так, чтобы ноги не скрывались под скатертью.
– Мы с тобой вместе с ранней юности, – продолжал бывший муж, – и связаны гораздо крепче, чем ты думаешь.
Она покачала головой:
– Мы связаны ровно настолько, чтобы я помогала тебе с детьми.
Виктор улыбнулся тепло и ласково. Александра прекрасно знала эту его мину мудрого и всепрощающего пастыря, столкнувшегося с заблудшим еретиком. Небольшая проповедь, порция любви – и вуаля! Грешник снова в лоне церкви. Никаких костров и инквизиций.
