Мучились мы, правда, не долго: через сутки подошли дивизионные и корпусные РЛС, и мы их развернули, создав зону ПВО. Я доложился в Ставку, что приступаем к зачистке этого участка фронта от вражеской авиации. Район был давно поделен между немцами и финнами, зачастую вперемешку, командовал у финнов здесь группенфюрер СС Сииласвуо. Который, кстати, был не финн, а швед. В общем, ВВС Финляндии прекращать войну вовсе не собиралась. Немцев они не трогали, а так как мир не подписан, то могли свободно атаковать вместе с немцами над «своей» территорией – своей считалось все за линией фронта к западу. А линия фронта проходит по нашей территории. Я вышел на связь по 5К и открытым текстом заявил, что наша задача – выбить немецкую авиацию из этого района. Если финны попытаются помешать, то церемониться не станем.
Но группен NJSt.Norwegen и NJSt.Finnland под командованием генерал-полковника авиации Штумпфа не были мальчиками в коротких штанишках. И на их стороне преимущество в количестве аэродромов. Для меня сейчас главное, их со «стационаров» вытащить. Мы с озер так быстро сработать не сможем. Правда, у них истребителей совсем чуть-чуть. Можно взять на этом. Пораскинув мозгами, как говорится в анекдоте про Штирлица, и поспав два часа, даю команду загрузить «галифакс» тремя двухтонками с 45-секундной задержкой. Пришла первая РЛС из Тапы, поэтому уже не страшно: через час развернут. Здесь недалеко. Мужики устали и считают, что мы уходим на РЛС-поддержку нашего аэродрома. Только Ксюха пытается сесть в самолет, откуда ее выгоняют и довольно успешно. Она показывает мне кулак в левое стекло кабины, провожая на взлет. Полоса разъезжена донельзя, надо бы замаскировать. Оторвались нормально, довернули от горушек, и я поставил машину на вираж. Внизу этот маршрут не обсуждали. Штурман корпуса полковник Хабаров сразу ко мне, дескать, командир, там никого нет!
– В курсе. Мне нужна точка в Нижней Иматре. Знаешь, где Верхняя в Нижнюю переходит?
– Конечно.
– Сколько до нее?
– Четыре ноль пять.
– Считайте!
В общем, сменив семь раз курс, я оказался в восьмистах сорока четырех метрах от «Музея Тирпица» в Каафьорде, недалеко от Альты. Я здесь уже бывал, в тринадцатом году, черное такое, невзрачное здание. С белыми пятнами. Под кригсмарине косят. А у меня три двухтонные с сорокапятисекундной задержкой. На все не хватит, но на кого бог пошлет!
А в Альте истребителей не оказалось! Их к нам послали – уничтожить большевистскую заразу. А мы «Тирпиц» завалили… Ну, так, плюшками балуемся.
Задачи попасть в «Тирпиц» и не стояло. Вылет был разведывательным, по просьбе англичан. То, что я бомбы с собой взял и полетел не на «спитфайре», а на тяжелом бомбардировщике… Так получилось. Если заходить курсом двадцать восемь градусов, то там нет ни одного поселка. В шести километрах от цели начинается довольно широкое ущелье, откуда до ближайшей дороги восемь километров. Она там вдоль реки Крокелвы идет, а в соседнем ущелье только небольшая тропа вдоль мелководной речушки. Кстати, очень рыбной. Так получилось, что отпуск я там проводил и присматривался к возможности подобного удара. Бомбил я по-штурмовому, без прицела. Кстати, ни стрелок, ни бомбардир так и не увидели, на что сброшены бомбы. Корабли стояли укрытые сетями, ветвями и снегом. Над целью мы находились всего двенадцать секунд. Для того чтобы включиться, прожекторам требуется около двадцати – двадцати пяти секунд. А в Альте зенитки заговорили, но вверх, тогда как мы прижимались ко льду. В этой части фьорда в холодные зимы битый круглый лед. И хорошо помогал снег: там, где он лежал, более-менее ровно, а чернели только скалы. Правда, отход над Трансфарелвой пришлось отменить: ущелье показалось слишком узким и слишком темным. Взял чуть выше, все равно вслед никто не бил. Перевалили через хребет и пошли на юг, стелясь над гористой тундрой и стараясь не попасть в поле зрения локаторов. Когда приподнялись чуть повыше, правый сказал по СПУ:
– Петрович, мы ж не на «Иле», чтобы в двух метрах от воды крыло держать. Когда сзади бухнуло, я подумал, что все, сейчас воткнемся.
– Нас скала прикрывала.
– А что бомбили? Там вроде пусто было.
– Черт его знает, может и пустоту, но судя по всему – сам глянь, до сих пор бесятся, – во что-то попали. Конфигурация берега не совпадает с картой, вот и сбросил. По данным английской разведки где-то тут немцы прячут флот открытого моря. Мы здесь по этому поводу. Как только район от немцев очистим, прилетят англичане. А пока на нас разведка фьордов. Вот один проверили. Василий! Видел что-нибудь?
Кормовой стрелок не ответил. Странно! Послал бортмеханика к нему. Через пару минут голос стрелка:
– Сергей Петрович, у меня СПУ вырубилось, все предохранители вылетели. У Иваныча нашлись запасные.
– Еще раз вылетят – в пехоту спишу! Видел чего, снимал?
– Снимал! Там четыре каких-то острова, только наши бомбы мимо них упали, хоть и рядышком. А взрывов я не видел, вспышек не было, только звук. Два раздельно и один слитно. И там зениток много, но они вверх били до взрывов.
Бортрадист рвался отстучать РДО Сталину, но я не разрешил выходить в эфир. Нас сейчас все ищут! Успеем сообщить, если долетим. Пока под нами родина финского Деда Мороза – Йоулупукки и его жены Муори. Этот козел отмечал вовсе не Рождество, а зимнее солнцестояние – 22 декабря, так что к нашему полету он имеет самое прямое отношение. Правда, сегодня уже двадцать третье, но вылетали мы двадцать второго. Так что мы были в роли нууттипукки и пугали непослушных детей Гитлера. Вон справа от нас немного видна на черном фоне неба его «хижина» – Корватунтури. Подходим к ее траверзу и поворачиваем на восток, на курс сто три градуса.
– Командир, сзади справа на четыре, выше три, отметка цели, дистанция семь километров, – это оператор РЛС, которую он периодически включает.
– Режим постоянный, докладывать об изменениях.
Чуть убавляю обороты, чтобы не выдать себя выхлопом.
– Это финик! – доложил радист. – Наводят на нас, но высоту не знают. По шумопеленгатору.
Нам до дома еще сто шестьдесят километров, или двадцать три минуты полета.
– Кто наводит?
– Немцы. Все по-немецки говорят, но на финской частоте.
Он забирает севернее, мы отходим южнее, и я еще больше прижался к земле.
– Одна из станций нас потеряла.
– Угу, и я его больше не вижу, сплошная засветка, – проворчал оператор.
Хабаров ушел к астролюку, тоже наблюдает. В отличие от бомберов, у нас верхней четырехствольной турели нет, от атак сверху мы не сильно защищены. Через три минуты я приподнялся над тундрой, чтобы оператор удостоверился, где противник. Тот проскочил, теперь он в трех километрах севернее.
А мы отдали «77» в эфир еще пять минут назад. Через пять минут здесь будут наши истребители, а пока играем в кошки-мышки, опять прижавшись к земле.
– Командир, вижу! На фоне сияния. На десять часов, выше два.
