И там не менее.
— Вот что, — сказал я. — Мы дойдем вместе со всеми до маленькой оливковой рощи, заскочим туда, будто нам приспичило посрать, оттуда на главную дорогу и рванем со всех сил.
Он нахмурился.
— На главную дорогу? Ты уверен? Разве не по ней они и поедут?
— Нет, — сказал я. — Они знают, что мы не настолько тупы, чтобы выбрать главную дорогу. Кроме того, если мы поторопимся, то доберемся до военной дороги до того, как они поймут, что потеряли нас.
Это рассуждение вроде бы убедило его, как ни странно — по-моему оно было совершенно дурацкое.
— А что потом? — спросил он. — В какую сторону — в Рим или в Остию?
Хороший вопрос. Если в Остию, то сразу погрузиться на отплывающий корабль, без остановок через море в Грецию или Испанию и все в порядке. Или обнаружить, что близится шторм и никто никуда не плывет. С другой стороны, Рим — очень большой город, людный, никто никого не знает. Кому придет в голову пытаться найти двоих в миллионной толпе?
— Пошли в Рим, — сказал я. — Похоже, твои мечты наконец исполнятся.
Семь
От Остии до Рима путь не близкий, особенно если на вас чужие башмаки. Если эта башмаки старше вас и изготовлены специально для того, у кого на ногах растут орлиные когти, путь становится очень долгим.
— Это все глупость твоя, — в который раз говорил мне Луций Домиций. — Когда мы покинули Сицилию, у тебя была прекрасная обувь, но нет, ты взял и обменял ее на это недоразумение только потому, что его отдавали за так. В этом твоя главная проблема. Ты постоянно кидаешься на любую возможность, которая превращается в полнейшую катастрофу.
Когда он был прав, то становился особенно несносен.
— Ладно, а ты сам? — сказал я. — Ты же сделал то же самое.
— Да. Ты видишь, чтобы я хромал? Нет. Это потому, что я обменял свои рваные старые башмаки на довольно новые, причем моего размера.
— Именно, — сказал я. — Ты от рождения счастливчик, а я нет. Разве это честно?
Он нахмурился.
— Ты сам добываешь свою удачу, — сказал он. — Как и неудачу. Мне досталось и того, и другого, так что я знаю, о чем говорю.
Что ж, я собирался сказать более-менее то же самое, только, может быть, не так красиво (ну и что, у меня-то нет классического образования). Еще одна его несносная черта. Как можно оскорбить кого-нибудь, кто в этом деле лучший?
— Ну, в любом случае, — сказал я. — Смысл в том… — я заткнулся. Я забыл, в чем там должен быть смысл. — Мы почти дошли, наверное, — сказал я. — Я вот что думаю: лучше всего протянуть до темноты и проскользнуть вместе с какими-нибудь телегами. Таким образом, если кто-нибудь высматривает нас на дорогах…
— О, очень умно, — перебил меня Луций Домиций. — Первое, что мы сделаем в Риме — это нарушим комендантский час. На самом деле мы можем просто войти, смешавшись с толпой, и никто нас не заметит, даже если специально будет искать. Лучшее время для этого, я думаю, где-то за час до закрытия ворот. В это время там самый лом. Даже если нас заметят и опознают, то не смогут пробиться через толпу.
Ну что ж, тут он был прав.
— Прекрасно, — сказал я. — Сделаем, как ты говоришь. Но уж тогда не вини меня, если мы попадем в ловушку.
— На этот счет не волнуйся, — сказал он. — Все будет нормально. В старые времена я часто бродил по городу инкогнито. Научился паре трюков, чтобы оставаться невидимым.
Боже, подумал я, опять ты за свое. За многие годы я наслушался его хвастливых рассказов, как он пьянствовал в тавернах, оставаясь при этом неузнанным. Он так гордился своим мастерством переодевания, что я так и не набрался смелости сказать ему, что никого он не обдурил, в основном из-за взвода стражников в гражданском, которых Бурр отряжал экскортом, куда бы он не направился. Средний римлянин учует стражника за сто шагов с закрытыми глазами, благодаря чему Луцию Домицию и его дружкам ни разу не вышибли зубы. Я знавал парня, который устраивал экскурсии: он брал по два денария с головы, и за эту сумму ты мог следовать за стражниками и наслаждаться зрелищем публично скотствующего императора. Довольно прибыльная была работенка.
— Ну, — сказал я, — тут ты специалист. Хотя я бы все же предложил обогнуть город и идти через Аппиевы ворота. Если нас поджидают, то у Остийских ворот точно будут наблюдатели.
Он пожал плечами.
— Если тебе так хочется, — сказал он. — А можно поступить еще хитрее и войти через Ослиные. Опять же на холм не придется взбираться.
Мне было без разницы. По мне так чем дольше мы будем добираться до города, тем лучше.
— Как угодно, — сказал я, торопясь сменить тему. — Раз уж мы все равно обходим достопримечательности, что бы ты хотел осмотреть в первую очередь?
Он улыбнулся.
— Как раз об этом думал, — сказал я. — Ну, первым делом — дворец, естественно. Нет, серьезно, — сказал он, когда я скорчил рожу. — Я же не видел его десять лет. Его, должно быть, уже достроили.
Что ж, ладно, подумал я. В конце концов, он всегда до нелепости гордился архитектурой этого дворца, большей частью спроектированного им лично — то есть я говорю не о чертежах, конечно, для этого у него были специальные греки. Его вклад состоял в основном в помавании руками в воздухе и восклицаниях типа «Неужели нельзя было сделать чуточку чувственней?» при виде этих самых чертежей.
— Ладно, — сказал я. — А что потом, после дворца?
Он насупился, как будто это было так уж важно.
— Я хочу увидеть мой мост, — сказал он. — Потом мы перейдем реку и посмотрим мой ипподром. А по дороге можно заглянуть в мои бани.
— Конечно, — сказал я. — Отличный маршрут. Кроме того, что ты сам построил, хочешь еще что-нибудь осмотреть?
Он ухмыльнулся.
— Да не очень, — сказал он. — Ох, и не надо так морщиться. Я тут пытаюсь придать своей жизни хоть какой-то смысл. По крайней мере я могу встать рядом с по-настоящему красивым зданием, которое останется красивым и через тысячи лет, и сказать: его построил я.
— Прекрасно, — сказал я, — особенно если ты скажешь это потихоньку.
Он кивнул.
— Да, верно. О, а если мы сделаем небольшой крюк через променад Скавра, то сможем осмотреть и мои арки тоже.
— Конечно, можем, — пробормотал я. — А после того, как мы вдоволь нащелкаемся клювами на твое бессмертное наследие, где мы сможем пристроиться на ночь без денег, ты подумал?
Он пожал плечами.
— Подворотни в Субуре никуда не делись, — ответил он. — Разве это не обычное место для отбросов общества?
— Нет — если ты рассчитываешь остаться при обуви, когда проснешься, — сказал я. — Это довольно суровый квартал, если ты вдруг не знал. Там полным-полно воров, грабителей и прочих нежелательных лиц.