— Бога ради, — пробулькал Луций Домиций сзади, — не мог бы ты ползти побыстрее? Я не хочу, чтобы твоя вихляющаяся задница была последним, что я видел в жизни.
Я собирался ответить, поскольку ничем не спровоцировал это оскорбление, но тут какие-то типы подбежали к нам сзади, вздернули нас на ноги и погнали рысью по коридору. Я бы подыскал другой способ перемещения. Я лишился последнего чистого воздуха в легких, когда меня оторвали от пола и хватанул полную грудь дыма. Но в следующий момент нас проволокли по лестнице в зал (в котором все полыхало), а затем через дверь на свежий воздух. Это было прекрасно, и я как раз собирался повернуться и от всей души выразить свою благодарность, когда меня чем-то огрели по голове.
Ненавижу, когда меня вот так вот бьют по голове. Само по себе это не так плохо. Процесс занимает только долю секунды и вы засыпаете. Настоящая жопа начинается при пробуждении. По ощущениям это напоминает самое тяжелое похмелье, но только без предшествующего веселья и эпических воспоминаний. И я ни секунды не сомневаюсь, что Аминта не одобрил бы такое обращение, особенно когда я еще не оправился от предыдущего удара.
Но какого хрена. Я все равно открыл глаза, просто чтобы проверить, работают ли они еще, и увидел, что нахожусь в обеденном зале большого роскошного дома, пришедшего в упадок. На стенах виднелись остатки искусной росписи: толпа мужиков без одежд гнала каких-то девиц по усыпанному цветами лугу. К сожалению, панель, на которой они их настигали, больше всех пострадала от сырости, так что остались только пятки да макушки. По углам висело достаточно паутины, чтобы перевязать армию после генерального сражения, и на всем лежал толстый слой пыли.
Хватит об обстановке, подумал я, что там насчет меня? Я попытался пошевелиться и обнаружил, что не могу. Что ж, мне это совсем не понравилось. Удар по голове может принести серьезный ущерб. В нашей деревни был один чувак, который стоял под деревом, на котором какой-то клоун занимался подрезкой. Сук свалился чуваку на голову и его парализовало от шеи вниз на всю жизнь. Я собирался запаниковать, когда осознал, в чем моя проблема: я был обмотан веревкой, которая не давала мне пошевелить ни руками, ни ногами. Так что со мной все было в порядке.
Кто-то рядом со мной застонал. Я исхитрился повернуть голову и увидел, кто это был: разумеется, Луций Домиций, весь обмотанный канатом, как кабестан на корабле. Выглядел он офигеть, как комично, но так же, наверное, выглядел и я.
— Что случилось? — спросил я.
Он снова застонал и сказал:
— Да мне-то, блин, откуда знать? Кстати, где мы?
Затем он заметил фреску с мужиками и красотками и сказал:
— Погоди.
— Что?
— Я знаю, где мы. Это дом Кассия Лонгина. Я здесь однажды ужинал.
— Чудесно, — сказал я. — Кто такой Кассий Лонгин и что мы делаем в его доме?
— Понятия не имею. Только это больше не его дом. Он умер.
— Ты в этом уверен?
— Полностью. Я приказал его казнить.
Это было не то, что я хотел услышать.
— Ну, он сам был виноват, — пробурчал Луций Домиций. — Он строил против меня козни, это совершенно определенно, я сам видел доказательства, абсолютно недвусмысленные. Дело обстояло таким образом, что или он, или я, и…
— Слушай, — сказал я. — Мне дела нет до какого-то мертвого римлянина. Мне дела нет до того, почему ты его убил. Если хочешь знать мое мнение, жаль, что ты не перебил их всех, пока мог. Но я хочу знать, большая ли у него была семья? Много ли друзей? Мог кто-нибудь затаить обиду?
Он немного подумал.
— Возможно, — сказал он. — Он был очень популярный человек, я полагаю, поэтому все решили, что он хорошо подходит для того, чтобы свергнуть меня. А, я понял, — добавил он. — Ты думаешь, что те, кто притащил нас сюда…
Благие силы, да я встречал статуи, которые соображали быстрее его.
— Верно, — сказал я. — Именно поэтому я, блин, и спрашиваю.
Долгое, неловкое молчание, пока мы оба осознавали, что независимо от верности наших догадок, мы могли поделать очень мало, будучи связанными, как ковры.
— Ну что ж, — сказал наконец Луций Домиций. — По крайней мере мы не сгорели в пожаре.
Я забыл о пожаре. Честно. Совсем недавно мы были в одном пальце от ужасной смерти в пылающем здании — ситуация, которая честным людям являлась бы в кошмарах многие годы, но за всеми событиями она совершенно вылетела у меня из головы, как день рождения троюродного брата. Такое случается, когда вся жизнь — одни сплошные кошмарные приключения. От нее становишься рассеянным.
— Конечно, — сказал я. — Это все равно как сдаться врагу и отправиться на корм львам. Хотел бы я знать, — продолжал я. — Если этот тип, Кассий, желал видеть нас мертвыми, почему не позволил нам поджариться? Наверное, у него вагон времени.
— У Кассия Лонгина вообще нет времени. Он умер, ты забыл?
Я зарычал.
— Ну, — сказал я, — когда увидишься с ним на том берегу Реки, что случится с минуты на минуту, можешь вышибить ему все зубы. То есть если в жизни после смерти их носят, зубы.
— Не думаю, — сказал Луций Домиций. — По крайней мере никто об этом не упоминал.
— Хорошо, — сказал я. — Мне кажется, у меня в одном зубе начинается воспаление. Было бы неплохо от него избавиться.
Тут двери в дальнем конце комнаты распахнулись и в зал вошли двое самых крупных мужчин, которых я когда-либо видел. Не просто больших, так что пришлось бы лезть на стол, чтобы дать одному из них по носу. Больших-пребольших.
— Вроде слышали, как вы разговариваете, — приветливо сказал один неожиданно тонким голосом. — Как вы себя чувствуете?
Говорящий был пониже товарища, может, на толщину пальца. У него были высокие скулы, руки, как шесть толстых змей, наперегонки взбирающихся по стволу, и совершенно лысая голова, даже бровей не было. Другой мужик напоминал грифа и носил свои черные волосы завязанными в хвост. Помимо этого он вполне мог сойти за старшего брата лысого парня.
Никто из нас ничего не ответил. Это, казалось, встревожило лысого. Он спросил:
— Вы в порядке? — и таким тоном, как будто ему и вправду не все равно. Странно, подумал я.
— Конечно, они не в порядке, — сказал второй с таким акцентом, об который можно затупить нож. — Они же связаны веревками. Наверное, у них все отнялось.
Он подошел и принялся разматывать мои путы, а его друг занялся Луцием Домицием. Когда они закончили, я покрутил стопами, чтобы проверить, работают ли они еще, а Луций Домиций (который таращился на лысого так, будто увидел привидение), неловко прокашлялся и сказал:
— Я тебя знаю. Ты Александр, гладиатор.
Длинноволосый тип рассмеялся.
— Хорошая у тебя память, приятель.
