Вся ночь прошла в напряженном ожидании, за ней и день, в течение которого в засаде не подавали признаков жизни — наверняка с той стороны велось наблюдение. Только около одиннадцати вечера вторника раздался с трудом различимый плеск вёсел.
Пограничникам заблаговременно приказали в этот день ни на минуту не сбиваться графика объезда, делать это нарочито шумно, разговаривая со смехом, шутками и прибаутками. Спустя сорок две минуты после их проезда и отчалил с румынской стороны невидимый в темноте ночи гребец.
Диспозиция засады была такова, что ближе всех к измятому камышу, в котором лазутчик прятал обычно свою плоскодонку, оказался начотдела Задов. Он сам так решил. Остальные расположились по разные стороны оврага, служившего выходом наверх из этой закрытой от посторонних глаз заводи. Сложнее всего пришлось Аркаше, которого Задов заставил забраться на старую иву метрах в трестах от зарослей камыша. Там, на высоте приблизительно четырех метров, находился разлом, образовавшийся от удара молнии. Спугнув из гнезда какую-то скандальную птицу, Нагорный сидел там уже почти сутки, осматривая противоположный берег в полевой бинокль.
Когда в отсвете луны Нагорный заметил отчалившую лодку, он уронил на голову коллеги, задремавшего у корней, небольшую сухую ветку.
— Товсь, — прошептал Аркаша, и его напарник, пригнувшись максимально низко, добежал до следующего в оцеплении. Когда лодка, нарушая покой водной глади, оказалась уже на середине, Задов отчётливо видел, что в ней сидит за вёслами единственный человек в плаще с накинутым на голову капюшоном.
Подав сигнал к отходу, Лёва сам попятился, чтобы дать возможность нарушителю оставить лодку и пешком пройти десяток метров — было важно, чтобы тот, почуяв опасность, не запрыгнул в неё обратно и не оттолкнулся от берега.
Напряженное ожидание длилось недолго — мужичок невысокого роста, но широкий в плечах завёл своё плавсредство в камыш и привязал его к вбитому в дно колу, на который они в ходе обследования местности не обратили внимания. На нём были болотные сапоги выше колена и вещмешок за спиной, в котором, скорее всего, находилась сменная обувь.
Лёва не ошибся в своих предположениях — мужичок, выйдя из камышей, снял плащ, свернул его в рулон и засунул в мешок. Оттуда он предварительно достал пару сапог с коротким голенищем и принялся снимать свои болотные.
— Не торопись! — достаточно громко, но так, чтобы услышал только лодочник, сказал Задов, не спеша двигаясь ему навстречу. Диверсант уже разулся и копошился в вещмешке. — Руки подними! Чтобы я видел!
В этой кромешной темноте фигура человека в плаще была практически неразличима — на отработке задержания условились не использовать фонари и задержать максимально тихо. Кураторы нелегала на том берегу, без сомнения, следили за ходом переправы своего подопечного.
Разобравшись, что оказался в ловушке, человек в дождевике, тяжело сопя, тоже шагнул навстречу. Барабан его револьвера заряжен полностью и каждый выстрел на вес золота — времени на перезарядку не останется.
Не обращая внимания на боль и порезы от острых обломков камыша, диверсант достал из кармана ствол и, вытянув руку, мгновенно выстрелил в сторону Задова.
— Бросай, оружие, я сказал! — Лёва никак не отреагировал на острую боль, пронзившую после пистолетного хлопка левую руку выше локтя, и продолжал сверлить глазами своего врага, который уже оказался рядом.
Человек в капюшоне стоял прямо напротив него, недоумевая, что происходит: он точно видел, что попал в здоровяка, приказавшего ему бросить оружие. Силой удара пули того даже слегка развернуло, но двухметрового роста человек продолжал не только стоять на ногах, но и шел вперед.
— Дай сюда! — Задов вырвал револьвер из рук мужика, воспользовавшись секундным замешательством противника. В следующее мгновение на голову диверсанта обрушился кулак Задова. — Шлимазл! — в след падающему телу злобно прошипел Лёва.
Подбежавшие на выстрел оперативники застали следующую картину: Задов, прижав левую руку к себе, правой обыскивал обмякшее тело человека в плаще.
— А вот и он, — торжествующе воскликнул Лёва, достав из ножен на правом боку неизвестного человека охотничий нож с блестящим двусторонним лезвием и бежевой ручкой из кости.
— Жаль, пальнуть успел, гадёныш, на том берегу всё слышали. Теперь не поиграемся, — тяжело дыша, с сожалением отметил Аркаша, он спрыгнул с ивы, с треском разорвав себе о сук штанину, бегом преодолел несколько сот метров, но всё равно, не поспел к основным событиям.
— Та да, а могли ж всё полюбовно порешать… А ну-ка, Аркадий, перетяни мне руку, кровит сильно…
По окончании подведения итогов операции в узком кругу, после всего разбора полётов, начальник Одесского окружного отдела ГПУ Израиль Леплевский встал, открыл ящик стола и обратился к присутствующим:
— Товарищи, за боевые заслуги и проявленное мужество в ходе задержания особо опасного диверсанта наш коллега начотдела Лев Зиньковский-Задов награждается именным «маузером» с соответствующей монограммой и премией в размере двухсот рублей.
Несколько ошарашенный таким неожиданным вниманием, Задов встал со своего места и, одернув одной рукой гимнастерку, строевым шагом подошёл к начальнику.
— Поздравляю, товарищ Зиньковский! — громко сказал Леплевский, вручил Задову коробку с пистолетом и продолжил гораздо тише:
— Следующая награда должна быть за документы Махно из жёлтого портфеля, или эта будет изъята по протоколу обыска…
Бухарест. 14 ноября 1936 г.
— Господа офицеры желают откушать? — услужливый официант явно славянской внешности, с идеальным пробором посередине, облаченный в белоснежную рубашку, жилетку и длинный фартук, подобострастно наклонившись, подал гостям меню. Каждому — по экземпляру.
— Здесь отличная кухня, мне не однажды приходилось об этом слышать от знакомых, — заметил офицер в жандармском мундире, кивнув человеку в фартуке, после чего тот отошел на пару шагов назад, чтобы не выказывать излишнюю навязчивость, но успеть прислужить при первом взгляде из-за стола.
— Согласен с вами, господин полковник, поэтому я озаботился заказом столика именно здесь. Должен сказать, что это было непросто, пришлось задействовать агентуру!
Все три офицера, собравшиеся отужинать в новом модном бухарестском заведении «Пётр Лещенко», что недавно открылось на улице Calea Victoriei, 2, дружно рассмеялись.
— Теперь я понимаю смысл вашей работы, Виорел! — обратился жандарм к полковнику генштаба Кроитору. — Всегда завидовал штабистам — никто не знает, чем вы там занимаетесь, но дивиденды налицо!
Полковник жандармерии Константин Букур имел в определенных кругах имидж сибарита — любил пропустить чарку-другую под хорошую закуску, не брезговал интеллектуальными карточными играми в избранном обществе и славился своим щегольским внешним видом. Мундиры Букур шил каждые полгода и всегда имел пару новых в запасе. Закоренелый холостяк, полковник доверял заботы о себе только пожилой горничной, работавшей у него уже двенадцатый год. При первых же признаках изношенности лацкана кителя ей следовало заменить его на новый из резерва. Сегодня полковник Букур наслаждался своим внешним видом — горничная доложила ему при выходе, что он надел новый китель.
