— Па, а ты сколько врагов поймал?
— Да много уже.
— А тебе за это пистолет дали?
— Да, за это. Одного важного шпиона задержал.
— А как ты раньше без пистолета с ними справлялся?
— Ну был у меня пистолет, без него же никак. Достал пистолет, и враг сразу сдаётся.
— Так, а зачем тебе тогда второй?
— Ну, Вадь… Второй пистолет на память, он с надписью дарственной, что, мол, за заслуги товарищу Зиньковскому.
— Па, а как ты врагов находишь?
— Разные приёмы для этого есть, много людей работает. Вырастешь — научишься, если захочешь. А я помогу.
— Па, ну я не понимаю, люди же все одинаковые по улицам ходят. Как ты их различаешь? Можно же невиновного поймать.
— Вадь, а я не по лицам их нахожу, а по поступкам.
— Па, а они тебя боятся?
— Ну, слабаков в шпионы не берут, они умеют со страхом справляться.
— Я не знаю… Ты такой большой, а если ещё и с пистолетом… Тебя специально взяли шпионов ловить, потому что ты самый большой?
— Сынок… Взяли тоже не за лицо и не за рост. За поступки. Честным надо быть. И будет всё в порядке.
— Па… Вот я теперь знаю, что ты честный. Сказал, сделаем аэроплан, и на машине за фанерой поехали. Вот это да…
К концу дороги неугомонный Вадька таки уснул и встрепенулся только от визга тормозов отцовской машины возле дома дяди Дани в Тирасполе.
— Ооо! Вот это сюрприз! Любаша, собирай на стол! Брат с племяшом приехал! — Даниил заметил служебную машину первым и вышел за калитку обнять родственников.
— Дядя Даня, мы за фанерой! — тут же провозгласил Вадька, избавившись от его объятий.
— За фанерой? — удивленно переспросил дядя Даня, глядя на брата.
— Да, мы за фанерой. Нам аэроплан построить надо. А у тебя есть, — всем своим видом Задов просил брата поддержать легенду поездки.
— Ну, будет вам фанера, у меня на чердаке есть. Сухая, хорошая фанера… Сейчас перекусим, и расскажете, чего там надумали строить, пошли в дом, холодно!
После ритуала обмена гостинцами, поцелуями и обниманиями с родственниками, после сытного обеда братья таки смогли выйти на веранду для перекура.
— Как у тебя на службе? — спросил Лёва, протягивая брату папиросы.
— Да как обычно, работаем, командир нормальный…
— Эт хорошо. И что, к тебе никаких вопросов нет?
— Ко мне нет. Блюмкина арестовали. Обвиняют в работе на румын.
— Вот то-то… у нас тоже чистят потихоньку. Только не пойму, по какому принципу, — Лёва глубоко затянулся и выпустил струю дыма сквозь приоткрытую дверь. — Меня, похоже, прощупывают. Махно опять вспомнили.
— За это ко мне вопросов нет, сколько ж можно? — вспылил Даниил.
— Да тут ещё неприятностей подвалило…
— Ты за резидентуру?
— Вот, уже и ты знаешь, — ухмыльнулся Задов.
— Наверно, на Дальнем Востоке ещё не знают. Конечно, знаю. Приказано активизировать наших людей в Бухаресте для выяснения обстоятельств провала Тамарина и поиска документов, что при нём были. Якобы он пустой был, когда его взяли.
— Ух ты… параллельно пошли. А за какие бумаги речь идёт, знаешь?
— Весьма поверхностно.
— Помнишь, как с Махно переправлялись в Румынию? Вот в том жёлтом портфеле они были.
— Это как искать иголку в стоге сена, — здраво рассудил оперуполномоченный Тираспольского управления НКВД Даниил Зодов. Одна буква, изменённая в своё время в их фамилии, была единственным отличием в судьбах братьев. Младший, Данька, по-прежнему шёл по стопам брата.
— А я нашёл, Даня. Они у меня. В надёжном месте прикопаны.
Даниил, достав из кадки квашеных огурцов, положил их в глиняную миску:
— Будешь? В этом году очень удачными получились.
— Вот ты всегда, когда нервничаешь, жрать начинаешь… Я лучше закурю.
— Тогда рассказывай! За фанерой он приехал… — Даниил отставил миску в сторону.
— Если без подробностей, то картина такая: мой человек перетащил их сюда, и провал Тамарина по времени совпадает с этим фактом. Скорее всего, он на них и погорел. Командиру я показал только первый лист.
— А для чего? — Даниил искренне не понимал ход мысли своего старшего брата.
— Даня, надо мной тучи собрались, которых ещё не было. Из нашего управления стали сотрудники пропадать. Когда-нибудь и мой черед придёт. Я так смотрю, никто не разбирается, правды не ищет. Молчат все.
— Так, а ты не думаешь, что если бумажки найдут, как раз и обвинят тебя в контрреволюционной деятельности?
— А об этом знаем только ты, я и хозяин лопаты, который их откопает, если что. Это наш с тобой страховой полис. На случай, если кому-то вздумается обвинить Задова в измене. А работают они топорно. Утром письмо получил. От имени полковника одного румынского. Хоть фамилию настоящую поставили. Предлагают обменять документы на Тамарина. Ни штампов, никаких опознавательных знаков на конверте… Я могу допустить, что Тамарин раскололся, что писульку эту курьер принёс, даже не зная, чьё поручение выполняет, но адрес-то мой у сигуранцы откуда? Примитивно, в лоб. Смотрят, как себя поведу. Вот я за фанерой и приехал. Имею право уточнить оперативную обстановку на Тираспольском направлении, а? С окном поможешь, если что?
— Понял, понял… Спросят, зачем приезжал — за окном… А если это действительно румыны конверт подкинули? — Даниил озабоченно посмотрел в окно и закурил третью папиросу.
— Ну, тогда, значит, румыны топорно работают. Не припоминаю, чтобы из подвалов сигуранцы кто-то выходил по своей воле. Там или ты их, или ничей… И хватит смолить, шлимазл! Надо было тогда, в Юзовке, тебе по башке настучать-таки! Давай свою фанеру! Нам ещё домой ехать…
Сталино. 1 сентября 1937 г.
Вера сидела на стуле, глядя в пол. Ещё несколько дней назад в этой квартире пахло домашней стряпнёй, свежевыстиранным бельём и полевыми цветами, которые Лёва привёз из своей служебной поездки на границу.
Букет завял, засыпав стол маленькими лепестками ромашек и каких-то голубых цветов, бельё высохло и лежало мятой кучей на сундуке, а из еды в квартире осталось только молоко. Она не могла себя заставить подняться с этого проклятого стула и что-то сделать. Дети пошли в школу без неё.
На работе коллеги вели себя с ней подчёркнуто вежливо, немного обходя её стороной даже в узких коридорах. Никто ничего не говорил, только опускали глаза при встрече.
Сегодня Вере было предписано явиться на допрос к десяти часам утра. Следователь задавал много разных вопросов, на которые получил исчерпывающие ответы. Несколько раз спросил, был ли когда-нибудь в их доме жёлтый кожаный портфель.
