Первым в списке стоял мой старый приятель Ричи-Шокер. Его провели в помещение с томографом для подготовки. Я описал процедуру и дал Ричи примеры задач, которые он будет выполнять в томографе.
– Вы мне скажете, если с моими мозгами будет что-то не так? – спросил Ричи.
– Не удивляйся, если окажется, что их у тебя нет, – поддел кто-то из конвойных.
Видимо, Ричи уже доставил им несколько неприятных минут, когда вышел из камеры голышом в пять утра перед транспортировкой. Конвой был не в восторге, пока он одевался.
Охранник встал на одно колено, чтобы снять с Ричи кандалы, и он мне улыбнулся. Когда все цепи спали с Ричи, он потер запястья, и мы вошли в комнату сканирования. Я заметил, что доктор Форстер пристально наблюдает из окна операторской. Ему пришлось смириться с тем, что с заключенных полностью снимут наручники и цепи, прежде чем они войдут в комнату. Вот только не стоило мне советовать ему посмотреть кино «Воздушная тюрьма» с Николасом Кейджем и Джоном Малковичем, где целый самолет уголовников освобождается от цепей и захваты вает управление; доктора потом несколько недель мучили кошмары.
Ричи-Шокер запрыгнул на стол томографа. Мы позиционировали его и убедились, что ему удобно. Труди дала Ричи пневматический шарик и объяснила, что это «тревожная кнопка», подающая сигнал в пункт управления, и его нужно сжать только в том случае, если он почувствует, что ему срочно нужно выйти из сканера. Я понял, что сейчас будет, еще до того, как это произошло.
Ричи-Шокер сжал шарик. В комнате оператора раздался пронзительный сигнал и напугал доктора Форстера, который пролил кофе на костюм. Поднялась шумная суматоха, пока группа пыталась отключить сигнал тревоги.
Ричи улыбался, видя, какой из-за него поднялся тарарам; он велел мне обязательно всем сказать, что его зовут Шокер.
Труди еще несколько минут возилась с Ричи; я показал ему экран, на который он будет смотреть во время выполнения заданий. Потом мы с Труди вышли, и я закрыл за собой тяжелую дверь с магнитным экраном. Лязг защелки вызвал у меня такое же чувство, как от закрывающегося тюремного замка, но в этот раз я сам запирал своего первого психопата.
Труди только посмеялась над выходкой Ричи. В то утро все были на взводе, и его маленькая шутка сняла напряжение.
Мы сели у пульта управления и запустили протокол нейровизуализации. Мы обратились к Ричи по интеркому; он был готов.
Томограф знакомо запикал, когда столкнулись магнитные поля и радиоволны стали рассылать протоны. Через несколько минут на экране компьютера появились первые изображения мозга уголовника-психопата.
Я посмотрел на них, почти ожидая увидеть в мозге Ричи какую-то огромную дыру. Доктор Форстер тоже рассматривал экран компьютера, заглядывая поверх моего плеча. Он протянул руку, нажал на несколько кнопок, и изображения стали сменяться: сначала целая серия снимков мозга сверху вниз, потом справа налево. Я изо всех сил следил, как бы Ричи не выбрался из томографа и не попытался сбежать. К счастью, он был все время виден нам в операторской, а из комнаты сканирования был только один выход.
Доктор Форстер сказал, что психопатическое поведение Ричи нельзя объяснить какой-нибудь опухолью или другой заметной аномалией мозга. Компьютерные алгоритмы тщательно проанализируют его мозг.
К чести Ричи надо сказать, что он сделал все, о чем его просили. Он хорошо выполнил все задания, не очень шевелил головой, и снимки выглядели прекрасно. Когда стол томографа выехал из туннеля, Ричи вразвалочку зашел в операторскую и уселся на стул. Охранник застегнул на нем ручные и ножные кандалы.
Я разрешил Ричи посмотреть на его мозг на компьютерном экране.
– Удивлен? – спросил я.
– Да, но не шокирован, – ответил Ричи с усмешкой. – Рад видеть, что у меня черепушка не пустая. Дайте мне знать, если у меня окажутся самые лучшие мозги, ладно?
Он ухмыльнулся и посмотрел на меня своими пустыми глазами.
Я должен быть выяснить, чем отличается мозг Ричи от остальных, что скрывается за холодным, невыразительным, безэмоциональным взглядом его глаз.
Остаток дня прошел как по маслу. Мы просканировали всех заключенных, и никто не нажал тревожного сигнала. Я всем раздал снимки мозга. Заключенные сравнивали их друг с другом, как мальчишки. Ричи сказал остальным, что у него самый лучший мозг. Он показал всем толстое мозолистое тело на снимке и даже обвел его, чтобы все увидели. Я дал им короткий урок анатомии, раздавая снимки. Так Ричи узнал, что мостик, соединяющий два полушария и называющийся мозолистым телом, у него оказался необычно толстым.
Конвойные и заключенные весь остаток дня шутили про «мозоль на мозгах» у Ричи. Мы всех накормили пиццей, и в третьем часу дня караван отправился в обратный путь после чрезвычайно успешной сессии.
Я смотрел, как армированный грузовик ползет по кирпичной дорожке, возвращаясь в тюрьму, и почувствовал, как начинает стихать прилив адреналина, бурлившего в моей крови весь день. Организм сказал мне, что у меня больше не осталось сил, но мне хотелось дать компьютерам задание обработать и продублировать все данные.
Вернувшись в лабораторию, я запустил скрипт, который сам написал, чтобы компьютеры за ночь проанализировали данные, и пошел на парковку, чтобы тоже вернуться домой.
В следующие несколько лет мы организовали еще 10 сессий и просканировали более 50 заключенных тюрьмы строгого режима. Все прошло гладко, не считая разве что мелких осложнений. Я чрезвычайно признателен региональной конвойной службе и остальным сотрудникам канадского департамента исполнения наказаний, персоналу университетской больницы и особенно техникам по работе с МРТ и моим коллегам по лаборатории.
Первые результаты
За два года до сканирования Ричи мы разработали задачи, с помощью которых хотели изучить дисфункцию мозга у психопатов. В частности, мы хотели создать такие задачи, которые бы задействовали лимбическую систему мозга, которая в основном связана с эмоциональными процес сами. Учитывая типичный для психопатов глубокий де фицит чувств, нас в первую очередь интересовало, что покажет нейровизуализация относительно лимбической системы.
Больше всего нас занимала та ее часть, которая называется миндалевидным телом. Я зову его усилителем мозга. Высказывались предположения, что миндалевидное тело – главная область нарушения у психопатов. Другие просканированные нами важные участки мозга включали переднюю и заднюю поясную кору, которая, как считается, связана с реакцией на эмоциональные компоненты речи и другие стимулы.
Моим любимым тестом, который возник из наших пилотных исследований, была парадигма эмоциональной памяти. В этом тесте исследуемых просят запомнить список из двенадцати слов, которые одно за другим предъявляются на экране. После фазы кодирования следует двадцатисекундная фаза повторения, когда участники обдумывают только что увиденные слова. Затем наступает фаза проверки, когда на экране снова друг за другом возникают двенадцать слов. Половина взята из предыдущей фазы кодирования, а вторая половина – новые слова, которые не предъявлялись до этого. Нажимая или не нажимая на кнопку, участник исследования должен показать, взято ли слово из предыдущего списка или нет. В течение пятнадцати минут предъявляется около двадцати разных списков.
