Спустя дней пять после того, как показались единичные передовые зяблики, эти птицы появляются уже массами – большими стаями, по несколько сот штук вместе. Вначале эти стаи состоят исключительно только из одних самцов; стаи самок прилетают днями пятью – семью позже.
Зная места, на которых обыкновенно любят останавливаться пролетные стаи зябликов-самцов, нередко можно наслаждаться таким грандиозным и единственным в своем роде концертом, подобного которому нельзя услышать ни в какое другое время года, кроме только этих немногих весенних дней, в течение которых длится пролет стай зябликов-самцов. Такими местами обыкновенно служат пригорки с обработанной землей (пашня, огород), обращенные скатом на юг и прилегающие к лесу, парку, аллее – вообще к какой-нибудь группе деревьев. На таких пригорках снег пропадает обыкновенно гораздо раньше, чем на ровном поле, и здесь, на оттаявшей уже земле, птицы находят себе хотя и не особенно обильный, но все-таки кое-какой корм – из прошлогодних семян различных сорных растений; соседние же деревья служат удобным местом для отдыха после далекого перелета. Вот на таких-то местах, служащих как бы станциями на перелетном пути наших птиц, иногда можно наблюдать в дни прилета по утрам (часов до 11–12 дня) громадные стаи зябликов и слышать единственный в своем роде концерт.
Приближаясь в тихое утро к такой «станции», почти уже за версту можно различить необычайный шум, который трудно с чем-нибудь сравнить и который приводит в совершеннейшее недоумение неопытного человека. Приблизившись еще на некоторое расстояние, можно различить среди сплошного трескучего шума более громкие звуки, позволяющие догадаться, что имеешь дело с огромным количеством каких-то птиц, а вскоре, еще приблизившись, явственно уже слышать, что весь этот неимоверный шум слагается из множества зябличьих голосов, «пинькающих» и распевающих свою звонкую песню. Когда подойдешь еще ближе, глазам представляется следующая картина: деревья лесной опушки, еще безлиственные, буквально осыпаны множеством зябликов, из которых каждый или «пинькает», или выкрикивает свою песенку, перелетая время от времени с одного дерева на другое либо гоняясь, играючи, друг за дружкой, при беспрестанном громком «пиньканье». На земле – на проталине – кишит такое же множество этих птиц, утоляющих свой голод; а между деревьями лесной опушки и проталиной в воздухе происходит необычайное движение – слетание и перелетание многих десятков птиц, из которых одни, подкрепив свои силы на проталине, перелетают попеть и отдохнуть на деревья к своим распевающим сотоварищам, другие же, наоборот, натешившись вволю песнями и играми, спускаются снова на ту же гостеприимную проталину покормиться. И это продолжается до тех пор, пока вся шумная пернатая ватага, отдохнув достаточно, перекусив чем бог послал и натешившись песнями, не спохватится, что пора, однако, и честь знать, да и трогаться в дальнейший путь. Тогда вдруг, точно по команде, смолкают «пиньки» и песни, прекращаются игры, и, словно вихрем, снимается вся стая с деревьев и с земли кверху, на воздух и, взяв направление на северо-восток, скрывается в несколько секунд из глаз наблюдателя.
Когда мне впервые привелось быть свидетелем такого явления (до того времени никогда не слыхав и не читав ни о чем подобном) – я был как очарованный! Кто знает громкую и звонкую песню зяблика и любовался ею вблизи летом у себя в саду, тот согласится со мной, что несколько сотен таких песен, одновременно звучащих на небольшом пространстве, ввиду покрытых еще местами снегом полей, должны составить действительно восхитительный и единственный в своем роде концерт!
«Зяблик принадлежит к таким птицам, которые очень привязываются к одному и тому же месту и из года в год свивают свое гнездо на одном и том же дереве и даже в одной и той же развилине, образованной каким-нибудь суком со стволом дерева. Так, я знал одного зяблика, который в течение 4 лет каждую весну, в конце марта, прилетал в один и тот же небольшой садик, расположенный между двумя жилыми домами, и свивал себе гнездо всегда в одной и той же развилине. На пятый год этот зяблик уже не явился – вероятно, погиб во время прилетного (а может быть, и отлетного) путешествия; вместо него в середине апреля появился другой зяблик с самочкой, и эта парочка свила себе гнездо уже на другой березе, в другом конце сада. Узнавал я своего зяблика по песне.
(Для неопытного уха песни всех зябликов звучат на один лад, привычное же ухо всегда легко может найти разницу в песне того или другого зяблика. То же можно сказать и относительно песен многих других птиц.) Что же касается самочки моего зяблика, то трудно сказать, была ли все эти 4 года у него одна и та же самочка или они менялись. Трудно это сказать потому, что у зябликов, как и вообще у большинства наших певчих птиц, поют песню только одни самцы, самочки же только, как говорится, чирикают, то есть издают короткие звуки: призывные, которыми самочка призывает своего самца или детей, предостережения или беспокойства, любви и ласки и т. п., собственно же песен самочки (за немногими редкими исключениями) не поют; природа лишила их этой прекрасной способности»
[88].
Гнездо зяблика, представляющее собой вполне мастерскую постройку, имеет почти шарообразную форму и только сверху немного срезано. Его толстые мягкие стенки, сотканные из мелкого зеленого мха, нежных корешков и былиночек, снаружи покрыты лишаями, взятыми с того дерева, на котором помещается гнездо; так что, если глядеть на него снизу, с земли, гнездо это имеет поразительное сходство с небольшим наростом, выросшим на дереве. Если гнездо помещается на березе, то снаружи в него вплетаются и кусочки белых пленочек, снятых с поверхности коры березы. Внутренняя полость гнезда имеет очень мягкую постельку, состоящую из пуха, перышков и шерсти.
Помещается гнездо зяблика обыкновенно на высоте 2–3 сажен над поверхностью земли.
Пока длятся постройка гнезда и высиживание самочкой яиц, самец-зяблик поет почти беспрестанно целый день и ревниво охраняет ближайшую окрестность гнезда от посещений других зябликов. Лишь только он заслышит вблизи песню своего собрата, как тотчас же с яростью бросается в ту сторону, откуда раздалась песня, и изгоняет непрошеного гостя. При этом сплошь да рядом дело оканчивается жестокой дракой между противниками. Нередко можно видеть, как они, разгорячившись, буквально схватывают друг друга за шиворот и, не будучи более в состоянии свободно владеть крыльями, кувырком падают, сцепившись, на землю, после чего, вероятно, опомнившись от падения, обыкновенно разлетаются в разные стороны.
Самочка кладет пять-семь яичек, покрытых на бледно-голубовато-зеленом фоне темными пятнышками и точками. Высиживание продолжается около 14 дней, причем самчик сменяет временами самочку, когда она слетает с гнезда, чтобы покормиться.
Птенчики выкармливаются обоими родителями и получают в пищу исключительно насекомых – по преимуществу гусениц разных бабочек.
По вылете из гнезда молодые зяблики обыкновенно довольно скоро становятся вполне самостоятельными и тогда покидают своих родителей.
Зяблик – птица бойкая, ловкая, умная, но задорная и драчливая; в неволе, в клетке, она редко становится вполне ручной. Где зябликов не обижают, не отпугивают, а напротив, бросают им зерна или крошки хлеба, там они становятся очень доверчивыми и безбоязненно приближаются к человеку. Так, обедая летом на балконе или в саду, можно настолько приручить этих милых птичек, бросая им крошки хлеба, что они будут вертеться около самого стола и даже вскакивать на спинку стула, что мне самому неоднократно случалось видеть.
