– Дурацкий этикет, – проворчал Эдеард и начал одеваться.
Рукава его сиреневой хлопчатобумажной рубашки едва спускались с плеч, а вместо брюк он надел шорты, в которых играл в футбол в парке, – они не доходили даже до коленей. Сапожник, получивший заказ на ботинки, удручающе покачал головой – по его словам, Эдеард хотел получить какие-то шлепанцы на шнуровке и с толстой подошвой. Но такая странная обувь лучше всего подходила для его ставших ежедневными пробежек.
В это утро, защищаясь от холодного ветра, он добавил к своему костюму еще и тонкую безрукавку, а затем не спеша выбежал за ворота общежития. Народу на улицах почти не было, и он быстро добрался до Братского канала, а потом потрусил по тропинке, по стороне района Огден, до милицейских конюшен и откуда через луг до самой хрустальной стены. Золотые утренние лучи превратили ее в сияющий полог, мягко изгибающийся над головой.
Эдеард, не останавливаясь, продолжал пробежку и вдруг ощутил легкое касание про-взгляда. Те, кто за ним наблюдал, явно хотели остаться незамеченными. Пристальное внимание сопровождалось сдержанными мысленными усмешками. Его пробежки с самого начала привлекали повышенное внимание. Первые две недели, покидая общежитие, он даже замечал стайку преследовавших его на удалении ребятишек. Но он продолжал бегать, не обращая внимания на наблюдателей, и удивление людей постепенно сошло на нет. После падения с башни, еще не до конца оправившись, он едва мог пробежать полмили, а затем, раскрасневшись и задыхаясь, был вынужден останавливаться. Теперь он без труда бегал по сорок пять минут без остановки.
Доктор семьи Кальверит одобрила его усилия и добавила, что желает и остальным жителям города серьезнее относиться к своему здоровью. Все остальные оказались менее снисходительными. Но Эдеарду было наплевать. Он поклялся, что никогда не допустит, чтобы кто-то обогнал его на лестнице, пусть даже на самой высокой башне Эйри.
Эдеард поравнялся с Входным каналом и снова пробежал по лугу, когда из конюшни на утреннюю прогулку начали выводить оставшихся в городе милицейских лошадей. По зелено-желтому мосту Эдеард вернулся в Дживон. Кафе и магазины уже начинали готовиться к приему ранних посетителей, и он, как обычно, остановился у пекарни на углу улицы Фаро, чтобы купить свежих круассанов, а затем направился к общежитию.
Дома он быстро разделся и бросил пропотевшую одежду ген-мартышкам для стирки. Рядом с внутренним бассейном у него теперь появилось небольшое овальное углубление в полу, на две трети закрытое от остального помещения хрустальной пластиной. Эдеард встал в него и обратился к комнате с просьбой выпустить воду. Из отверстия в потолке на него хлынула толстая струя. После натирания мыльным гелем он приказал немного охладить воду и сполоснулся.
В последнее время традиционному купанию в бассейне он все чаще предпочитал этот мини-водопад. Так на мытье уходило меньше времени, и Эдеард чувствовал себя приятно освеженным, но не расслабленным. После замечания Кристабель насчет изменений в комнате он задумался, не стоит ли расширить углубление, чтобы поместиться под водопадом вдвоем. Это было бы забавно.
С Кристабель, как они и договорились, он встретился у ворот особняка. Оттуда они прошли к причалу и на семейной гондоле пересекли город до района Илонго, где вышли на берег напротив Северных ворот.
– Ты выглядишь счастливым, – заметила Кристабель, шагая с ним рядом.
Сегодня она надела скромное голубое платье, отделанное по подолу узкой полосой кружев, и широкополую зеленую шляпу, защищающую от горячих лучей солнца. Густые волосы были собраны в один толстый пучок.
– Семьи из каравана стали мне добрыми друзьями, – ответил Эдеард, – а друзей у меня не так уж много.
Они осторожно петляли между повозками, выбирая путь к стоянкам караванов. В это утро движение здесь было достаточно напряженным: мимо катились телеги с продукцией ферм, шли стада животных, а время от времени кто-то выезжал из деревянного стойла на местных лошадях. Несколько экипажей аристократов, во весь опор несшиеся из города на равнину Игуру, заставили Кристабель и Эдеарда поспешно отскочить в сторону.
– Как неосторожно они ездят, – возмущенно воскликнула Кристабель, глядя вслед третьему экипажу, окутанному дымкой уединения. – А герб я узнала, он принадлежит семейству Ивесоль. Держу пари, это Корилла едет в семейный павильон на горе Корбал. Она стала втихомолку встречаться с Джемисом, третьим сыном Апрала, который, как тебе известно, глава семейства Тарморл. Корилла – старшая дочь, так что речь идет о немалом приданом. Я слышала, что ее отец собирается последовать нашему примеру, поскольку Корилла будет лучшим главой района, чем ее братец.
– В самом деле?
Кристабель подозрительно прищурила глаза. А потом стукнула его по плечу костяшками пальцев.
– Не будь невеждой. Такие вещи очень важны. Эти два семейства не заключали союзов уже полтора столетия.
– Постараюсь запомнить. Скажи, каким районом правят Ивесоль?
– Парком Лизье.
– Отлично.
Эдеард вспомнил, что глава района Парк Лизье еще не определился со своей позицией, но склонялся к поддержке действующего мэра. Не побудит ли его союз с семейством судовладельцев Тарморлов перейти на сторону Финитана?
– Это поможет, – насмешливо сказала Кристабель.
– Что?
– Тарморлы поддерживают Финитана.
– А!
Эдеард смущенно усмехнулся. «И что бы я без нее делал?»
Он стал гадать, не пора ли предложить ей пожениться. После каникул в пляжном домике прошло уже несколько недель, и он изо всех сил старался при первой же возможности проводить время с Кристабель, но все еще боялся, что она подумает, будто он просто выжидал. Это было далеко не так. Каждую минуту каждого прошедшего дня он представлял себе их совместную жизнь после свадьбы.
Он вздохнул и поторопился уступить дорогу телеге с опасно высокой пирамидой клеток с галдящими гусями. Хорошо бы произошло какое-нибудь событие, которое убедило бы Кристабель в его искренности, в том, что он принял взвешенное решение и не представляет себе жизни без нее. «Может, надо попытаться ей все объяснить? А вдруг будет недостаточно? Ох, Заступница, за что ты меня так наказываешь?»
Заветы святой ему ничем не могли помочь. Единственное изречение, относившееся к делам сердечным, гласило: «Загляните в души друг друга, и, если вы увидите собственное отражение, это и есть верный признак благословенного союза».
Вот только Заступница в то время была уже так стара, что ее заветы он слышал словно бы из уст госпожи Флорелл.
«Какие тут разговоры о страсти!»
Стоянки караванов вдоль Верхнего Рва вызвали у него мощную волну ностальгии. Это ведь была первая часть Маккатрана, которую довелось увидеть Эдеарду. Он помнил, как поразили его огромные толпы людей и стада животных, двигавшихся по дорогам. Сегодня здесь было так же шумно и пыльно, как и в тот раз; более того, движение стало еще плотнее.
