Про-взгляд Овейна уперся в одинокого всадника, погоняющего свою уставшую лошадь, единственного борца, противостоящего многим тысячам.
«Поворачивай назад, Идущий-по-Воде. Тебе здесь больше нечего делать. Убирайся. Ты несешь гибель этим прекрасным людям, поскольку они все равно убьют тебя, сколько бы их ни погибло по твоей вине. Ты не в силах противостоять целому городу».
«Это не твой город», – возразил ему Эдеард.
«Как хочешь. Да благословит Заступница твою душу».
До первой шеренги милиции оставалось не больше трехсот ярдов, когда Эдеард внезапно повернул лошадь и, съехав с дороги, поскакал вдоль хрустальной стены. Взвод всадников покинул пост у ворот и направился за ним. В другое время Эдеард просто вызывающе рассмеялся бы им в лицо, но сейчас только сжал зубы и попросил город впустить его. Он снова повернул лошадь и заставил ее бежать прямо к хрустальной стене. Всадники ринулись ему наперерез.
Эдеард полностью овладел мыслями перепуганной ген-лошади и гнал ее все ближе и ближе к стене. Ген-лошадь не подвела его, не подвела даже в самом конце, когда так разогналась, что остановиться перед стеной просто не смогла бы. Она прыгнула вперед и на глазах у изумленных всадников, скакавших по пятам, проскочила сквозь стену, словно крепчайший хрусталь был не прочнее легкой дымки. Через полупрозрачную стену преследователи видели, как ген-лошадь с всадником коснулась копытами мостовой и благополучно поскакала дальше. Потом Идущий-по-Воде натянул поводья. Он спешился, несколько мгновений постоял на земле Нижнего Рва и быстро исчез под ней.
Эдеард поднялся из-под земли в центре внутреннего двора особняка семьи Кальверит. Ощущения города уже показали ему, что ждет наверху: длинный ряд тел, завернутых в белую ткань. И Буат в одеянии главы Хакспена, наблюдающий, как ген-мартышки и перепуганные плачущие слуги выносят тела из дома.
Лишь на одно мгновение его охватила безумная радость, когда показалась Кристабель. Но не успел он раскинуть руки для объятий и ринуться к ней, как услышал голос призрака Динлея:
«Нет, Эдеард. Она ушла. Ушла, как и мы все».
Он в замешательстве остановился, а Кристабель в этот момент обернулась. Тогда Эдеард понял, что про-взглядом видит ее душу, замершую над телом.
«Мне так жаль», – с печальной улыбкой заговорила она.
Шок, переходящий в ярость, вызвал у него дрожь во всем теле. Эдеард медленно повернулся к Буату, который уже пугливо пятился к главному выходу. Его охранники тоже держались в стороне – поднять оружие против Идущего-по-Воде никто не осмеливался.
– Я… У меня не было выбора, – захныкал Буат. – Овейн приказал мне взять руководство Хакспеном. Здесь произошел бой, с обеих сторон погибло много людей.
«Кто это сделал с тобой?» – спросил Эдеард, обращаясь к Кристабель.
«Его люди пришли на рассвете три дня назад, – сказала Кристабель. – Гомелт и все охранники отчаянно защищали дом, но, Эдеард, у них были эти ужасные ружья. Никто не смог против них устоять. Они убили всех охранников. Моих кузин и их служанок насиловали, не щадили ни молодых, ни старых. И они пробивались на десятый этаж. Мы с папой пытались их остановить, но они оказались сильнее. Эдеард… я прыгнула. Я не могла позволить им сделать это со мной. Все было кончено. Папа, я и Мирната, мы взялись за руки и прыгнули с самого верха. Мы поступили неправильно?»
«Нет, любовь моя, все правильно. Это я должен был быть здесь и защитить. Только я виноват».
«Папа и Мирната улетели к туманностям в поисках Ядра, там их ждет наша мамочка. Я осталась. Я знала, что ты придешь. Я хотела еще раз тебя увидеть, прежде чем уйду».
– Что такое? – крикнул Буат, ощупывая про-взглядом двор, стараясь понять, с кем разговаривает Идущий-по-Воде. – Кто здесь?
– Кто? – переспросил Эдеард. – Здесь моя жена. Мои друзья. И мои родители тоже.
Кристабель улыбнулась призракам отца и матери Эдеарда.
«Он ваш сын?»
«Да», – с гордостью ответила его мама.
«Я так любила его».
«Мы знаем. До встречи с тобой он никогда не был так счастлив».
– Я никого не вижу, – пролепетал перепуганный Буат.
– Сейчас я тебе покажу, – заверил его Идущий-по-Воде.
Внезапно Буат оторвался от земли. Телохранители с ужасом увидели, как его стало трясти. Затем он запрокинул голову назад и взвыл, а из его разума хлынул поток непереносимой боли. На его одежде проступили мелкие пятна крови, они быстро набухали, и через секунду алые капли потекли на камни мостовой. Телохранители не выдержали; они отвернулись и пустились наутек. И долго еще бежали, пока вопли Буата не затихли вдали.
Эдеард бросил тело на землю, и спустя некоторое время над ним поднялась душа Буата.
«Ну, теперь видишь?» – спросил Эдеард.
«Ты проиграл, – сказал призрак. – Это все, что тебе осталось: убивать. А убивая, чтобы вернуть власть, ты становишься одним из нас».
Душа Буата унеслась ввысь, и на глаза Эдеарда навернулись слезы. Призрак сказал правду. Он ничего не может сделать. Овейн и его приспешники победили. Их уничтожение ничего не даст. Мир принадлежит им. И он не хочет жить в этом мире.
Сквозь стену особняка просочились Максен и Кансин.
«Бижули и Дибал мертвы, – сказал Максен. – Байз вернулся в Сампалок».
«Мы потеряли нашего ребенка, – горько добавила Кансин. Ее призрак был еще слабее, чем призрак мужа. – Может, он уже в Ядре. Я не имею права остаться. Даже ради тебя, Эдеард. Я должна узнать, где он. Я должна увидеть нашего сына».
«Я все понимаю», – ответил Эдеард.
«Друг мой, я должен отправиться за своей женой», – сказал Максен.
«Обязательно должен. – Эдеард махнул им рукой на прощание. – Вы первыми из нас доберетесь до Моря Одина. Ждите нас там. Скоро и мы к вам присоединимся».
«И тогда мы снова сможем улыбаться».
Эдеард проводил их взглядом и повернулся к оставшимся вокруг него душам.
«Мы проиграли. Я побежден. Я остался один. – Его рука опустилась к висевшему на поясе пистолету. – А я не хочу оставаться один».
«Салрана, – напомнил ему Динлей. – Он говорил, что Салрана еще жива, что они намерены схватить и ее тоже».
Эдеард поднял голову.
«Ох, Заступница».
Он направил про-взгляд в Йисидро, даже не осмеливаясь на что-то надеяться.
Храм в Йисидро временно превратился в госпиталь. Перед статуей Заступницы в несколько рядов выстроились импровизированные лежанки, на которых размещали раненых. Трое уставших и издерганных врачей ходили от одного пациента к другому и по мере возможности залечивали огнестрельные раны. Послушницы помогали им делать перевязки и успокаивали раненых. Матушка-настоятельница, которой было уже больше полутора сотен лет, утешала боязливо теснившихся на скамьях прихожан. Она читала вместе с ними молитвы, но сама явно боялась не меньше остальных.
