Ей даже не надо было спрашивать, чего ему хочется. Чизбургер с беконом, жареный картофель, финиковый пудинг с ванильным мороженым, шоколад и шампанское. Полный набор нездоровой пищи, которым она соблазнила его при первой встрече.
Кулинарный процессор приготовил все, хотя вкус каких-то блюд показался странным.
Для Казимира все было странным и привлекательным, он съел все с огромным аппетитом.
– Ты видел здесь кого-нибудь еще? – спросила она между глотками шампанского.
– Ты ведь говоришь, что до вчерашнего дня я вообще не существовал, – сказал он лишь отчасти насмешливо.
– На самом деле я не знаю, сколько времени ты здесь был. Я полагаю, для создания этого мира Бездне потребовалось четыре года.
Он откинулся на спинку стула и задумался.
– У меня есть какие-то воспоминания или представления о моей жизни до сегодняшнего дня. Та жизнь, которую я провел в своем клане, не реальна. Теперь я это понимаю, в ней нет ничего определенного. Просто представление о том, какой она должна была быть. Но я хорошо помню, как пару недель назад отправился в лес, чтобы пройти испытание. И я уверен, что последние несколько дней провел в реальности. И сегодняшний день тоже. В нем есть ты. Я помню, как проснулся и любовался чистым небом.
– Значит, во время жизни в лесу ты никого не видел?
– Нет. Но в этом и есть смысл испытания.
– Да, конечно.
Он снова обвел взглядом каюту и вздрогнул. В его мыслях угадывалось мрачное осознание.
– Я ничто. Игрушка, созданная чуждым разумом ради твоего удовольствия. Что же за существо может обладать такой властью?
– Эй, – ободряюще улыбнулась она. – Ты не можешь так говорить. Ты – это ты. И не важно, почему ты здесь появился и каким образом. Жизнь дана, чтобы жить. Я говорила тебе это и при нашей первой встрече.
Казимир подозрительно прищурился.
– И я тебе поверил?
– Мне пришлось тебя убеждать. Ты и тогда был невероятно упрямым.
Это отчасти развеяло его сомнения.
– Что ты теперь собираешься делать? – спросил он.
– Еще не знаю. Я ведь направлялась сюда, чтобы договориться с центром. А теперь сделать это довольно трудно. Бездна думает, что я затеяла все ради встречи с тобой.
Джастина снова проверила состояние «Серебряной птицы». Ни один из двигателей не был готов к работе, и интел-центр не мог назвать причин отказа. Генератор вырабатывал энергию, но только в количестве, необходимом для систем жизнеобеспечения. Каюта сохранила большую часть своих функций, хотя воспользоваться медицинской камерой Джастина бы не рискнула. Что озадачивало ее больше всего, так это причины отказов: их просто не было.
«Воля. Вот управляющий фактор здешней Вселенной. Власть воли над материей. Мысли способны изменять реальность. И Бездна не хочет, чтобы „Серебряная птица“ летала. Все очень просто».
– И ты не можешь остаться здесь со мной? – спросил Казимир.
– Это заманчиво, – ответила она. – Но летела я сюда за другим. – Он так очевидно расстроился, что Джастина почувствовала себя виноватой. – Казимир, прости меня, но ты и представить себе не можешь, насколько высока угроза. Я должна сделать все, что в моих силах.
– Я понимаю, – с грустью сказал он. – Благородное призвание. Мой разум несовершенен, но я верю в благородство. Это абсолютная истина.
– Ты такой милый, – вздохнула она. – Я отчетливо помню, какой ты милый. – Она зевнула. – Сейчас я хотела бы немного отдохнуть. Полет был довольно напряженным, да и шампанское ударило в голову.
– Я останусь на страже снаружи, – решительно заявил он. – Если это действительно целая планета, на ней могут быть и враждебные силы.
– Спасибо.
«Проклятье, какая опасная штука эта память».
Пока Джастина стягивала с себя комбинезон, каюта создала для нее широкую кровать, потом репликатор выдал тонкое стеганое одеяло. Она нащупала в нем какие-то странные комки, но, пожав плечами, накрылась им и сразу же уснула.
И увидела сон. Ей снилось, что она лежит на кровати в своем доме, где царили тепло и покой, а жизнь казалась более приятной.
Кто-то раздвинул портьеры, и в высокие окна ворвался солнечный свет. Джастина зевнула и потянулась. Под старым одеялом было так уютно.
«Здравствуй, милая».
«Папа, – сонно промурлыкала она и улыбнулась наклонившемуся над ней золотому лицу. – Уже пора вставать?»
«Пора нам с тобой поговорить».
Полное осознание словно окатило ее ледяной водой. Джастина ахнула и села в кровати. Она очутилась в своей спальне в Доме Тюльпанов, где провела раннюю юность. Только обстановка была выдержана в красных и черных тонах, как в тот период, когда она – в основном чтобы подразнить родителей – увлеклась ретроготикой. Она посмотрела вниз и ужаснулась: ногти на руках и ногах были выкрашены в черный цвет с кроваво-красными вкраплениями. Серебряные кольца с черепами оттягивали руки, а когда она поднесла к лицу прядь волос, они тоже оказались черными.
«Господи», – пробормотала она.
«Ты всегда хорошо выглядишь, какой бы глупой ни была мода», – сказал Гор.
Он стоял в ногах, сложив руки на груди и прислонившись к столбику. (Балдахин на четырех столбиках, естественно, с драпировками из черного газа.) На золотом лице играла добрая усмешка.
«Что? Я… Это Бездна?»
«Ты все еще в Бездне, – сказал Гор. – А я в Содружестве и решил, что уютная обстановка поможет нам достичь взаимопонимания. А ничего уютнее детской я и представить не могу».
«Взаимопонимания?»
«Хотя мне очень неловко, но должен сказать, что я стал Третьим Сновидцем. И угадай, чьи сны из Бездны я вижу?»
«О дьявол».
Гор насмешливо фыркнул.
«Могло быть и хуже. Если бы ты легла с ним в постель, я передал бы все это в Гея-сферу».
«Проклятье!»
«Твое благородство когда-нибудь доведет тебя до беды».
Джастина с опаской встала с кровати.
«А что происходит там, у тебя? Корабли паломничества прорвались в Бездну?»
«Ты имеешь в виду те четыре дня, которые провела внутри?»
«Четыре дня?» – недоверчиво повторила она.
«Ну, скоро будет пять».
«Но ведь прошло…»
«Четыре года, если считать и прелюдию с участием Небесного Странника».
«Ты получил и это тоже?»
«О да. Мелкий мерзавец Этан набрал себе немало очков на его отказе проводить тебя к центру. Он поднял такой шум! Выскочки из его так называемого Совета с тех пор постоянно торчат в унисфере и разглагольствуют о неизбежности. Они почти сквитались за тот бардак, что устроили на Виотии».
