– Вы узнали их? – выпалил он.
Она повернула улыбающееся лицо в его сторону. Даже с синяком под глазом Бижули была очень красивой.
– Нет. Я говорила им, что не надо вас вызывать. Я не хочу, чтобы вы беспокоились из-за этого случая.
– Мама, – воскликнул Максен, – но в том, что произошло, – наша вина!
– Нет, – возразила она.
– Что они натворили? – спросил Эдеард, почти боясь услышать ответ.
Он заметил, как сжались кулаки Максена.
– Ничего, – ответила Бижули. Она улыбнулась Кансин и взяла из ее рук чашку с горячим чаем. – Спасибо. Это были обычные хулиганы.
– Четыре, – буркнул Максен. – На нее напали четыре человека.
Он многозначительно посмотрел на Эдеарда.
– Они сказали, что любые действия влекут за собой последствия, – продолжала Бижули. – И что Максен должен остерегаться. – Ее рука погладила голову сына. – Еще сказали, что он должен поискать другую работу. А потом… – Она показала на синяк. – Я даже не заметила, как это произошло. Я! Считавшая себя настоящей горожанкой! Заступница, какая я глупая…
– Мерзавцы! – не удержавшись, воскликнул Максен.
– Трусы, – добавил Динлей.
– Это мы и так знали, – заметила Кансин.
– Вы помните, как они выглядели? – снова спросил Эдеард. – Не могли бы вы передать нам их изображение?
– Боюсь, что нет, – ответила Бижули. – У меня в памяти все расплывается, Может, сумею завтра, когда немного успокоюсь.
– Конечно. Мне очень жаль, что так получилось. Не понимаю, чего этим хочет добиться Иварл. Суд займет самое большее пару дней. Лиану и остальным придется провести в Трампелло не один десяток лет. Что он пытается доказать мне?
– Это не ваша вина.
У Максена на скулах заходили желваки. Он по-прежнему не отрывал от лица матери сочувственного взгляда.
– А кто-нибудь вокруг что-то видел? – спросил Эдеард у Дибала.
– Нет. Это произошло поздним утром на рынке Беллиса. Там были сотни людей – и никто ничего не помнит. Все занимались своими делами, а потом бросились на помощь.
– Мне очень жаль, – повторил Эдеард. Он ощущал свою полную беспомощность. – Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы это не повторилось.
Дибал печально улыбнулся.
– Я в этом уверен. Ты хороший парень, Эдеард, я знаю. И я понимаю, к чему ты стремишься. Людям необходима надежда, особенно сейчас. Жаль, что таких, как ты, немного. А город очень большой.
Друзья собрались уходить. Откровенная враждебность Максена очень расстроила Эдеарда – из всего отделения он всегда был самым рассудительным.
– Нельзя ли нам поговорить с глазу на глаз? – спросил Эдеард у Дибала.
Музыкант провел его в небольшую комнату, где находилось около дюжины гитар и барабаны. На столе в изобилии лежали нотные листы. В другое время Эдеард с восхищением стал бы рассматривать инструменты, но сегодня только порывисто вздохнул.
– Я понимаю, сейчас не самый подходящий момент… – начал он.
Дибал снял синие очки и протер их о рукав рубашки.
– Я в любом случае постараюсь тебе помочь, парень. И не только потому, что ты друг Максена. Ты занимаешься важным делом.
– Спасибо. Э-э…
– Если тебе это важно, знай, что меня очень немногое может шокировать.
– Хорошо. Я хотел спросить, известно ли вам что-нибудь о телепатическом влиянии?
Дибал приподнял бровь.
– Старинная серенада раба страсти? Тебе не стоит прибегать к подобным ухищрениям, Эдеард, как бы хороша ни была девушка. Поверь, это может привести к печальным последствиям. Кроме того, как я слышал, каждая мать и дочь в нашем городе готовы встать в очередь, чтобы затащить тебя в постель.
– Я не собираюсь этим пользоваться. Я хочу защититься от него.
– А, понятно. Некоторые дочери благородных семейств не желают принимать отказов?
– Если бы все было так просто.
Дибал внимательно заглянул в его лицо.
– Печально такое слышать. Прежде всего, не ослабляй защиту своего разума. К сожалению, это необходимо. Ты всегда оставался более открытым, чем уроженцы города, вот что привлекает к тебе людей.
– Верно.
– Техника подчинения действует через твои собственные слабости. Какие-то части нашей личности нужно раз и навсегда спрятать под замок, Эдеард. Общепринятой сдержанности обычно вполне достаточно, чтобы оставлять нежелательные мысли на заднем плане, но, как только они пробудятся, их будет трудно обуздать.
– Я знаю, – уныло согласился Эдеард.
Пальцы Дибала сжали его плечо.
– Не тревожься. Послушай, нет никакого греха в том, что эти мысли время от времени возникают, они есть у каждого из нас. Если же какая-то красотка однажды ночью пробилась сквозь твою защиту и сумела их пробудить, значит, ты получил хороший урок и должен его усвоить. А тот факт, что тебя это так сильно беспокоит, безошибочно свидетельствует о том, что они не являются частью твоей личности. Отрадно слышать. Я верю, что ты достаточно сильный человек, чтобы пережить кризис сознания. Но на всякий случай вот тебе верный способ распознать, не пытается ли кто-то использовать такой трюк.
Эдеард изучил мысленный образ, переданный ему Дибалом, и запомнил последовательность действий.
– Большое спасибо.
– А теперь возвращайся на городские улицы и выбей дух из Иварла и его дружков.
По пути через четыре района, до самого Дживона, никто из друзей почти не разговаривал. Но Эдеард отлично знал, что в участке им предстоит серьезный спор. Максен будет настаивать на продолжении борьбы, несмотря ни на что. Случай с Бижули привел его в ярость. Это означало, что Эдеард должен что-то предпринять. Ему претило и дальше скрывать от друзей свои грандиозные достижения. Если в ближайшие два часа они ни до чего не договорятся, все их победы пойдут насмарку.
В малом зале участка сидели два констебля, которые, едва почувствовав подавленное настроение друзей, поспешно направились к выходу. Массивная деревянная дверь закрылась за ними с громким треском. Эдеард приподнял бровь. Чья-то третья рука сегодня действовала под натиском адреналина.
Он расстегнул верхнюю пуговицу пальто и уселся на свое обычное место в торце стола.
– Моя мать! – сердито воскликнул Максен.
– Да.
– «Да»? И это все, что ты можешь сказать?
– Неужели ты думал, что Иварл постесняется надавить на нас?
– Надавить! Да ведь в качестве боксерской груши они выбрали мою мать!
– Это его попытка добраться до меня, – негромко сказал Эдеард. Он невольно поднес руку к едва зажившему ожогу. – Вы мои единственные друзья, мое главное уязвимое место. Он не может не использовать это в своих целях.