Я заглянула в свои записи и стала рассказывать. Питер постоянно делал пометки.
– У Люси все прекрасно – и дома, и в школе. Она полностью освоилась в моей семьей. У нее прекрасные отношения со мной, моими детьми и родителями. Она говорит, что любит нас, и мы любим ее. В сентябре мы отметили ее день рождения. Хотя она не захотела приглашать никого из одноклассников, мы прекрасно провели время.
Я рассказала, как мы отметили день рождения Люси и какие подарки она получила.
– Прекрасно, – сказал Питер.
– Люси добилась больших успехов в учебе. В начале нового года она серьезно отставала от класса. Я общаюсь с ее новым классным руководителем, мистером Мейсом, и он очень доволен ее успехами. Я отправила в социальную службу дневник Люси с ее годовыми оценками. Она быстро нагоняет и сейчас отстает от сверстников всего на двенадцать месяцев.
– Превосходно! – воскликнул Питер. Обращаясь к Лили, он спросил: – У вас есть копия дневника Люси?
– Я не взяла его с собой. Все документы в деле. Я ознакомлюсь с ними, когда вернусь в офис.
Питер кивнул и повернулся ко мне, ожидая продолжения. Я рассказала, что Люси научилась справляться с гневом и обидой. Хотя питание ее улучшилось, но этот вопрос меня все еще беспокоит – в моменты стресса она сразу же перестает есть. Проблемы с питанием явно имеют эмоциональную природу. Все дело в травмах прошлого, а не в желании быть стройной. Люси никогда не называла себя толстой, не торчала часами у зеркала, не вызывала рвоту после еды, как это делают те, кто страдает пищевыми расстройствами.
– Это вселяет надежду, – сказал Питер. – Значит, продолжим наблюдать за Люси, не обращаясь к врачам?
– Да, – кивнула я. – И меня это очень радует!
В заключение я рассказала, как весело мы отметили Рождество.
– Спасибо большое, – поблагодарил меня Питер. – Люси встречалась с матерью в праздники?
– Нет. Они не виделись со времени последней оценки. Но Бонни прислала Люси поздравительную открытку через социальную службу.
– О, я вспомнила, – Лили открыла портфель и принялась рыться. – Вот рождественская открытка от Бонни. Ее оставили на моем столе.
«Лучше поздно, чем никогда», – подумала я, но говорить ничего не стала. Лили не виновата в том, что открытка пришла так поздно.
– Я вскрыла конверт, чтобы убедиться, что все в порядке, – сказала Лили, протягивая открытку мне.
Социальные работники, а иногда и приемные опекуны вскрывают открытки и письма от родственников детей, чтобы убедиться, что в них не содержится ничего угрожающего или неприятного. Это может показаться вмешательством в личную жизнь, но детей, находящихся под опекой, легко угрозами принудить к молчанию или серьезно расстроить.
Я поблагодарила Лили и положила открытку на диван рядом с собой.
Питер спросил, не хочет ли Джилл что-нибудь добавить.
– Пожалуй что нет, – сказала Джилл. – Я каждый месяц бывают в доме Кэти, как того требуют правила. Я очень довольна теми успехами, каких Люси добилась под опекой Кэти. Лучше и быть не может. Жизнь Люси была очень тяжелой. Кэти и ее родные очень ей помогли.
– Спасибо. – Питер что-то записал и повернулся к Лили: – Я понимаю, что вы только что взялись за эту работу, но не могли бы вы тоже нам что-то рассказать?
– Конечно. – Лили достала из портфеля папку с бумагами. – Вчера вечером я все изучила и представляю, что происходит. К сожалению, я, наверное, не смогу ответить на все ваши вопросы. Вы должны меня простить. Утром я встречалась с начальником и узнала, как идут поиски подходящей семьи.
Лили произвела на нас прекрасное впечатление. Она оказалась очень серьезной и ответственной.
– Расскажите нам о результатах судебного слушания. – Ручка Питера нацелилась на очередной листок блокнота.
Лили кивнула.
– Слушание прошло спокойно. Социальная служба получила ордер полной опеки над Люси. Бонни присутствовала, но говорил только ее адвокат. Она сообщила судье, что не возражает против полной опеки, потому что так девочке будет лучше, чем с ней. Бонни сказала, что хотела бы дважды в год видеться с Люси, а также иметь возможность поздравлять ее с Рождеством и днем рождения. Социальная служба не возражала. Но Бонни пожаловалась судье на то, что с момента установления временной опеки Люси пришлось много раз переезжать, а поиски постоянной семьи серьезно затянулись. Наш адвокат объяснил, что все дело в этнической принадлежности – мы пытаемся найти ей семью, соответствующую ее происхождению. Как я поняла, адвокат Бонни заявил судье, что Бонни не понимает, о чем они говорят. Люси – англичанка!
Мы с Джилл переглянулись. Питер недоуменно посмотрел на нас.
– Мать совершенно права, – сказал он. – Как долго социальная служба будет искать семью, если откажется от этнического фактора? Жаль, что здесь не присутствует никто из команды поиска.
– Мне тоже жаль, – сказала Лили. – Утром я разговаривала с ними, но они сказали, что все еще связываются с независимыми агентствами в поисках подходящей семьи.
Питер вздохнул.
– А Люси не может остаться с вами? – спросил он.
Я даже не сразу поняла, что он обращается ко мне.
Глава двадцать третья
«Она ничего для девчонки»
Ябыла так поражена, что не могла подобрать слова. Прошло несколько секунд, прежде чем я собралась с мыслями.
– Мы бы хотели оставить Люси у себя навсегда, – сказала я, – но нам не разрешили.
– Что значит не разрешили? – недоумевающе спросил Питер.
Я взглянула на Джилл, и она решила все объяснить Питеру.
– В сентябре Кэти сказала, что хочет подать прошение на долгосрочную опеку над Люси. Я была готова поддержать ее. Люси прекрасно освоилась в этой семье и добилась больших успехов. Но когда я сообщила об этом Стиви, она ответила, что не даст хода прошению Кэти, поскольку она не соответствует этническому происхождению девочки.
– Я об этом не знал, – нахмурился Питер.
– Это произошло после последней оценки, – пояснила Джилл.
– Вы знаете об этом? – спросил Питер у Лили.
– Нет.
– А ваш начальник?
– Думаю, да. Стиви должна была обсудить с ним этот вопрос.
Питер помолчал, потом откашлялся и серьезно произнес:
– Мне нужно было сообщить об этом вовремя. Нельзя ждать следующей оценки, если в деле происходят определенные сдвиги или изменения. Особенно такие важные. Мне можно было позвонить или написать по электронной почте. Если происходит что-то важное, я могу сдвигать дату следующей оценки.
Я этого не знала – думаю, об этом не знают и многие другие приемные опекуны.
– Мне жаль, что вам не сообщили, – сказала Лили, хотя она, конечно, не была в этом виновата.
