После окончания урока она попросила меня задержаться на минуту. Мы с Марли молча ждали, пока она терпеливо отвечала на вопросы наших сокурсников. Когда все разошлись, мисс Строгий Взгляд повернулась ко мне и произнесла неожиданно примирительным тоном:
– Мне кажется, ваш пес еще слишком мал для системной дрессировки.
– От него одни проблемы, верно? – спросил я. В какой-то степени я даже сочувствовал ей сейчас, поскольку Марли заставил нас обоих пережить унижение.
– Он просто пока не готов, – объяснила она. – Ему нужно подрасти.
Меня неожиданно осенило, на что она намекает.
– Вы, что, хотите сказать…
– Он отвлекает других собак.
– …что вы…
– Он слишком возбудимый.
– …выгоняете нас с курса?
– Вы можете вернуться через шесть-восемь месяцев.
– Так вы нас выгоняете?
– Я с удовольствием верну вам деньги.
– Вы прогоняете нас?
– Да, – наконец отчеканила она. – Я вас отчисляю.
В качестве ответной меры Марли поднял лапу и выпустил напористую струю в нескольких сантиметрах от ноги своего обожаемого инструктора.
* * *
Порой, чтобы решительно взяться за дело, нужно просто разозлиться. И мисс Строгий Взгляд по-настоящему меня разозлила. У меня был красивый чистокровный лабрадор, представитель благородной породы. Эти умнейшие собаки с давних времен служили поводырями слепых, спасали жертв катастроф, помогали охотникам, доставая рыбу из морской пучины. Как она посмела исключить его после двух уроков? Да, в нем энергия бьет ключом, но его намерения были исключительно добрыми. Я решил доказать этому напыщенному ничтожеству, что Великолепный Марли Черчилльский, собственность Грогэнов, не боится трудностей. Мы еще встретимся на выставке в Вестминстере.
Наутро первым делом я вывел Марли на задний двор.
– Никто не имеет права отчислить одного из Грогэнов из школы дрессировки, – сказал я ему.
– Пока не готов? Сейчас увидим, кто тут не готов к дрессировке! Правильно?
Он подпрыгнул в знак согласия.
– Мы ведь сделаем это, Марли? – Пес завилял хвостом.
– Не слышу, мы это сделаем? – Он тявкнул в ответ.
– Так-то лучше. А теперь давай за работу.
Мы начали с команды «сидеть». Он неплохо усвоил ее, ведь мы учили с ним с самого раннего возраста. Я наклонился к нему со строгим видом, желая показать, кто здесь главный, и уверенным, но спокойным голосом дал команду «сидеть». Пес сел. Я похвалил его. Мы повторили упражнение несколько раз. Затем перешли к команде «лежать», которую тоже разучивали долгое время. Он сосредоточенно смотрел мне в глаза, вытягивая шею в ожидании новых приказов. Я медленно поднял руку, замер на несколько секунд, пока он ждал команды, а затем опустил ее вниз, показал на землю и крикнул: «Лежать!» Марли с глухим стуком плюхнулся на землю. Если бы сзади разорвалась бомба, даже тогда он не мог бы лечь с большим удовольствием. Дженни, наблюдавшая за нашей тренировкой с веранды, тоже заметила это и крикнула: «Молодцы!»
Мы повторили команду несколько раз, и, чтобы закрепить навык, я решил поднять планку: разучить с Марли команду «ко мне», которая ему не давалась. Проблема заключалась не в том, чтобы пес подбежал: Марли не мог спокойно дождаться, пока его позовут. Наш рассеянный пес стремился всегда находиться рядом с нами и не мог усидеть на месте, если мы удалялись.
Я посадил его мордой к себе и не сводил с него глаз. Пока мы смотрели друг на друга, я поднял ладонь, сделав запрещающий жест. «Стоять!» – скомандовал я и отошел на шаг назад. Он замер в ожидании хоть какого-то знака, разрешающего догнать хозяина, и нетерпеливо глядел на меня. Но уже на четвертом моем шаге Марли не смог с собой справиться и бросился ко мне. Я сделал ему внушение, и мы попытались повторить упражнение. Потом еще. Раз за разом расстояние, разделявшее нас, увеличивалось. Наконец нас с Марли разделяло примерно пятнадцать метров. Я протянул вперед ладонь и выжидал момент. Он сидел, не меняя позы, дрожа от нетерпения. Вот в нем закипает энергия, и он превращается в готовый взорваться вулкан. Однако он пытался удержать себя. Я сосчитал до десяти – пес не двинулся. Его взгляд застыл на мне, а мышцы ходили ходуном. Ладно, хватит с него пыток, решил я и, резко опустив руку, крикнул: «Марли, ко мне!»
Он рванулся, а я присел и похлопал в ладоши в знак одобрения. Думал, он начнет наматывать круги по всему саду, но Марли несся прямо на меня. Отлично, отметил я. «Ко мне, мой мальчик! – закричал я. – Ко мне! А теперь стоп, малыш». Он продолжал лететь вперед. «Стоять!» За секунду до удара его бессмысленный обезумевший взгляд подсказал мне, что Марли потерял контроль. Капитан покинул свой корабль. Это был панический бег невменяемой собаки. У меня оставалась секунда для единственной, последней команды. «СТОЯТЬ!» – завопил я. Бух! Он врезался в меня, не успев сбросить скорость, и я рухнул на землю, сильно ударившись спиной. Спустя несколько секунд открыл глаза и увидел Марли, который взгромоздился на меня всеми четырьмя лапами, распластавшись на моей груди; он отчаянно вылизывал мне лицо. Ну, как я тебе, хозяин? С точки зрения техники исполнения он точно следовал всем указаниям. В конце концов, это моя оплошность: я не предупредил его, что нужно остановиться около меня.
– Задание выполнено, – выдавил я, стоная от боли. Дженни показалась в кухонном окне и крикнула:
– Я ухожу на работу. Когда вы закончите, не забудьте закрыть окна. Сегодня вечером обещали дождь.
Я накормил пса, принял душ и тоже отправился в редакцию.
* * *
Когда вечером вернулся домой, Дженни поджидала меня у двери, и, как мне показалось, она была чем-то огорчена.
– Посмотри, что творится в гараже, – сказала она.
Я открыл дверь гаража, и первое, что бросилось в глаза, был Марли: он лежал на своей подстилке с подавленным видом. Даже мимолетного взгляда хватило, чтобы понять, что его морда и передние лапы пострадали. Они имели не привычный светло-палевый оттенок, а стали темно-коричневыми и покрылись пятнами запекшейся крови. Оглядев гараж, я ужаснулся. Наш надежный «бункер» изнутри был крепко потрепан. Подстилки порваны в клочья, краску с бетонных стен соскребли когтями, гладильная доска валялась на полу, а ее чехол превратился в бахрому. В самом плачевном состоянии оказался дверной проем: складывалось впечатление, что тут не обошлось без участия какого-то гигантского кухонного комбайна. В радиусе трех метров вокруг дверного косяка валялись щепки, изнутри он был наполовину выгрызен. А порожек дверного косяка вообще отсутствовал – его нигде не было видно. На стенах, которые Марли кусал и царапал, остались пятна крови.
– Черт! – вырвалось у меня скорее от неожиданности, чем от злости. В памяти всплыла трагедия мисс Недермайер, разыгравшаяся в доме напротив. У меня возникло ощущение, будто нахожусь на месте преступления.
