– Ты не перестараешься? – предостерег я ее.
– Конечно, нет, – ответила она, выливая в горшок очередную бутылку воды.
Чем больше растение чахло, тем обильнее она его поливала, пока оно печально не склонилось к земле. Как-то раз я заметил увядающий стебель и подумал:
«Да, тому, кто верит в плохие приметы, сегодня было бы чем поживиться».
Сейчас Дженни вспомнила этот случай, мысленно проделав невероятный скачок от погибшего растения к домашним животным. Погубить растение, завести щенка. Да, в этом определенно кроется некий смысл.
Я внимательно посмотрел на разложенную перед ней газету и заметил одно объявление, по-видимому, особенно заинтересовавшее ее, потому что возле него она нарисовала три крупные красные звездочки: «Щенки лабрадора желтого окраса. Чистокровные, имеют клубный сертификат. Различные оттенки. Родители живут в доме».
– Итак, – начал я, – не могла бы ты еще раз объяснить мне, какая связь между растениями и домашними животными?
– Знаешь, – сказала она, оторвавшись от газеты, – я очень старалась, и что из этого вышло? Я не способна позаботиться даже о дурацком комнатном растении. Это ужасно сложно! А ведь единственное, что от меня требовалось, – просто поливать эту чертову диффенбахию.
Затем последовал логический вывод:
– Если я не могу обращаться даже с растением, как можно доверить мне ребенка? – У нее было такое лицо, будто она вот-вот расплачется.
Озабоченность будущим Ребенком, так я назвал это состояние, стала навязчивой идеей Дженни, и с каждым днем проблема принимала все более крупные размеры. Дженни окончила университет за несколько месяцев до нашей встречи в редакции маленькой газеты в западном Мичигане, и взрослая жизнь маячила где-то за горизонтом. И для меня, и для нее это была первая серьезная работа после получения диплома. Мы питались пиццей, пили много пива, и сам факт того, что однажды откажемся от фастфуда, представлялся нам абсурдом.
Время летело быстро. Мы едва начали встречаться, как оказались в противоположных концах Восточного побережья – я поступил на курсы повышения квалификации и был вынужден переехать. Сначала мы жили в часе езды друг от друга. Затем – в трех. Потом – в восьми, наконец – в двадцати четырех. К тому времени, когда мы закрепились в Южной Флориде и поженились, Дженни стояла на пороге своего тридцатилетия. У всех ее подруг уже были дети, вдобавок ее организм начал посылать странные сигналы. Они свидетельствовали о том, что возможность иметь детей, казавшаяся нам такой очевидной, начинает исчезать.
Я подошел к ней сзади, обнял за плечи и поцеловал в макушку.
– Не волнуйся, – сказал я. Должен признать, она правильно поставила вопрос. Никому из нас раньше не приходилось всерьез ухаживать за живым существом. Конечно, в наших семьях жили домашние животные, но это не в счет: мы-то знали, что родители всегда о них позаботятся. Мы оба мечтали когда-нибудь завести детей, но был ли хотя бы один из нас готов к этому шагу? Дети казались чем-то… страшным. Они выглядели такими беспомощными и хрупкими, словно стеклянные елочные игрушки.
Дженни попыталась улыбнуться.
– Я подумала, что завести собаку – это отличный способ потренироваться, – ответила она.
* * *
Пока мы в темноте ехали на северо-запад, туда, где окраины Вест-Палм-Бич сменяются длинными рядами загородных домов, я обдумывал решение завести щенка. Несомненно, это была огромная ответственность, если учесть, что мы оба целый день проводили на работе. Тем не менее оба осознавали, что нас ожидает, поскольку выросли в семьях, где жили собаки, которых просто обожали. У меня был Святой Шон, а у Дженни – сеттер Святой Винни, домашний любимец. Все самые светлые воспоминания о детстве у нас обоих неразрывно связаны с этими собаками. Мы вместе гуляли, плавали, играли, попадали в разные передряги. Если бы Дженни требовалась собака исключительно ради получения материнских навыков, я бы попытался сменить тему разговора и, возможно, что-нибудь подарил ей, чтобы она не переживала. Но поскольку мы хотели в будущем завести ребенка, то были убеждены, что семья наша не будет полной без собаки, лежащей на коврике у двери. Когда мы начали встречаться (то есть задолго до того, как мысль родить ребенка пришла нам в голову), мы часами могли рассказывать про своих питомцев. Мы говорили, как скучаем по ним и ждем не дождемся, когда у нас появятся уверенность в завтрашнем дне и свой дом, в котором можно завести собаку.
Теперь у нас было и то и другое. Мы жили в городе и в ближайшее время не собирались никуда переезжать. У нас была крыша над головой – дом, который мы считали своим.
Это был прекрасный домик на чудесном маленьком огороженном участке площадью в тысячу квадратных метров, что идеально подошло бы для собаки. Его местоположение тоже полностью отвечало нашему желанию: симпатичный маленький городок, всего лишь в полутора кварталах от Берегового канала, который отделяет Вест-Палм-Бич от особняков Палм-Бич. Наша улица Черчилль-роуд заканчивалась зеленым парком, протянувшимся вдоль побережья на несколько километров. Асфальтированная дорожка, проложенная у береговой линии, отлично подходила для бега по утрам и катания на велосипеде и роликовых коньках. Но прежде всего – для прогулки с собакой.
Наш дом построили в 1950 году, и он в полной мере отражал очарование Флориды: камин, оштукатуренные стены, огромные окна, пропускающие много света, и балконные двери, ведущие в наше самое любимое место – застекленную веранду на задней стороне дома. Наш двор напоминал уютную бухту, затерявшуюся где-то в тропических широтах, где по берегам растут пальмы, авокадо и яркие цветы. Над нашим зеленым участком, словно башня, возвышалось раскидистое манговое дерево, и каждое лето с него падали зрелые плоды с таким звуком, будто кто-то спрыгнул с крыши. Часто, лежа в кровати, мы слышали этот глухой стук о землю: бум! бум! бум!
Мы приобрели этот домик с двумя спальнями и ванной комнатой сразу же после медового месяца и тотчас приступили к ремонту.
Прежние его владельцы, почтовый служащий-пенсионер и его жена, несомненно, отдавали предпочтение зеленой гамме. Так были выкрашены фасад здания, и внутренние стены, и ставни, и входная дверь, а на окнах висели зеленые шторы. Ковровое покрытие, которое бывшие хозяева заказали перед продажей дома, чтобы придать ему товарный вид, тоже было зеленого цвета. Однако этот оттенок не был ни жизнерадостным зеленым с желтоватым отливом, ни холодноватым изумрудным, ни даже лаймовым. Нет, он напоминал цвет рвоты после несварения, только с примесью хаки. В общем, сильно смахивало на военную казарму.
В первый же вечер, проведенный в новом доме, мы отодрали новый зеленый ковролин и выбросили его на улицу. Под ним оказался пол из дубовых досок в отличном состоянии. Складывалось впечатление, что по нему вообще не ступала нога человека. Мы тщательно отциклевали его и покрыли лаком для придания блеска. После этого мы решили потратить большую часть двухнедельной зарплаты на покупку персидского ковра ручной работы и расстелили его в гостиной перед камином. Со временем мы перекрасили все зеленые поверхности и заменили все зеленые вещи – барак почтового служащего постепенно превращался в наш дом.
