За пару дней до грандиозного события все трое детей устроились возле окна. Они могли сидеть там часами, неотрывно глядя на свинцовое небо, будто бы это ускорило снегопад. «Ну давай же, снег, иди!» – уговаривали они. Дети никогда не видели настоящего снега, а мы с Дженни – последнюю четверть нашей жизни. Нам всем хотелось снега, но облака не сдавались. За несколько дней до Рождества всей семьей сели в минивэн и отправились на ферму, расположенную недалеко от нас. Там мы срубили ель, бесплатно прокатились на возе с сеном и с удовольствием попили горячего яблочного сидра, греясь у костра. Это были те важные составляющие северного праздника, по которым мы соскучились, и теперь не хватало лишь одного. Куда запропастился чертов снег? Мы с Дженни начали уже жалеть о том, что поспешили расхваливать приближавшийся первый снегопад. Когда мы везли наше срубленное дерево домой и сладковатый запах свежей смолы наполнил воздух, дети пожаловались, что их обманули. Сначала никаких карандашей, потом никакого снега. О чем еще солгали им родители?
В рождественское утро они нашли под елкой новые санки и кучу одежды для снежной зимы. Этого количества хватило бы для путешествия в Антарктиду, но пейзаж за окнами оставался прежним: голые ветви, жухлая трава, коричневые кукурузные поля. Я подкинул дров в камин и попросил детей набраться терпения. Когда выпадет, тогда и выпадет.
Наступил Новый год, а снега все не было. Казалось, даже Марли волновался и постоянно подбегал к окну, выглядывая на улицу и жалобно поскуливая, словно его тоже намеренно ввели в заблуждение. После каникул у детей начались занятия в школе, но снег так и не выпал. По утрам, сидя за столом, они недовольно смотрели на меня как на предателя. Я попытался неубедительно оправдаться:
– Наверное, маленьким детишкам в других деревнях снег нужен больше, чем нам.
– Да, конечно, пап! – сердито ответил Патрик.
Прошло три недели, и снегопад в конце концов спас меня от угрызений совести. Снег выпал ночью, когда все спали. Первым поднял тревогу Патрик. На рассвете он прибежал в нашу спальню и раздвинул шторы.
– Смотрите! – провизжал он. – Снег выпал!
Мы с Дженни приподнялись на кровати, чтобы увидеть свидетельство нашей невиновности. Белая скатерть покрыла холмы и кукурузные поля, уходящие за горизонт.
– Конечно, выпал, – ответил я с наигранной небрежностью. – Я же тебе говорил.
Высота снежного покрова достигла около 30 сантиметров, а снег все валил с небес. Вскоре, вздыхая и волоча за собой одеяла, в прихожую пришли Конор и Колин. Марли тоже вскочил, потянулся и стал колотить хвостом по всему, что оказалось на его пути, почувствовав прилив сил. Я повернулся к Дженни и сказал:
– Похоже, отправлять их спать – не решение.
Она согласилась. Тогда я повернулся к детям и крикнул:
– Ну что, снежные зайчики, всем одеваться!
Следующие полчаса мы боролись с молниями, носками, пряжками, капюшонами и перчатками. Когда закончили одеваться, дети стали смахивать на мумий, а наша кухня – на раздевалку участников зимних Олимпийских игр. В дисциплине «Дураки на ледяной горке» в весовой категории больших собак выступал… пес Марли! Я открыл парадную дверь, и, прежде чем кто-либо успел сделать шаг, Марли пронесся мимо нас и по неосторожности сбил с ног сильно закутанную Колин. Как только его лапы почувствовали странное белое покрытие («Ой, мокро! Ой, холодно!»), он, недооценив ситуацию, попытался сделать оборот вокруг своей оси. Любой, кто водил машину во время снегопада, знает: резкое торможение в сочетании с разворотами не приведет ни к чему хорошему.
Марли занесло, и он покатился задом наперед. Он быстро перевалился на бок и снова вскочил на все лапы, соскользнул со ступеньки и въехал головой в сугроб. Когда он выбрался оттуда, то походил на гигантский пончик, посыпанный сахарной пудрой. За вычетом черного носа и двух карих глаз он стал совершенно белым. Кошмарная снежная собака! Марли не знал, как быть с этим налипшим веществом. Он сунул нос в глубокий сугроб и громко чихнул. Пес подпрыгнул и снова залез мордой в сугроб. А затем, словно невидимая рука с небес вколола ему дозу адреналина, он на предельной скорости принялся носиться по саду огромными, размашистыми прыжками, которые нарушались кувырками или неожиданными падениями. Снег дарил ему столько же радости, сколько нападение на мусорный бак соседей.
Если проследить следы лап Марли, оставленные на снегу, то можно было увидеть его изощренную логику. Проложенный им путь изобиловал резкими заносами и разворотами, ломаными петлями и «восьмерками», спиралями и тройными лутцами.
[22] Он следовал какому-то непостижимому алгоритму, понятному только ему. Вскоре дети последовали его примеру и стали скользить и кружиться. Снег проникал во все складки их верхней одежды и попадал под нее. Дженни вынесла из дома тосты, намазанные маслом, кружки горячего какао и объявила: на сегодня школа отменяется. Я знал, что у меня не получится быстро выехать на своем маленьком переднеприводном «Ниссане» с подъездной дорожки, не говоря уж о поездке по неровным сельским дорогам, поэтому решил присоединиться к дню снега.
Я выгреб снег из каменного круга, который выложил прошлой осенью для костров на заднем дворе, и вскоре у нас уже потрескивал огонь. Дети катались на санках с горки, проезжая мимо костра, и останавливались у опушки леса, а Марли носился за ними. Взглянув на Дженни, я спросил:
– Если бы тебе год назад сказали, что ты с детьми будешь съезжать с заднего крыльца на санках, ты бы поверила?
– Никогда в жизни! – ответила она, тотчас слепила снежок и запустила его мне в грудь.
На волосах Дженни искрился снег, щеки покрылись румянцем, а изо рта шел пар.
– Иди сюда, поцелуй меня, – позвал я ее.
Позже, пока дети согревались у костра, я решил тоже сесть на санки. Последний раз я катался на них еще подростком.
– Присоединишься? – спросил я у Дженни.
– Извини, Жан-Клод, давай как-нибудь без меня, – ответила она.
Я поставил санки на вершине холма, лег на них спиной, уперся локтями, зафиксировал ноги спереди и начал раскачиваться для разгона. Нечасто Марли доводилось смотреть на меня сверху вниз и тем более чтобы такая проделка осталась безнаказанной. Он неуверенно приблизился ко мне и обнюхал мое лицо.
– Чего тебе? – спросил я, что стало для него сигналом к приглашению.
Он вскарабкался на меня и распластался.
– Уйди отсюда, жирный олух! – заорал я.
Но было уже поздно. Мы тронулись, набирая скорость.
– Счастливого пути! – прокричала Дженни. Пока мы летели вниз, Марли энергично облизывал мое лицо.
Наш общий вес оказался гораздо больше, чем вес детей, поэтому мы проехали ту точку, где заканчивался санный след.
– Держись, Марли! – заорал я. – Мы катим прямо в лес!
