– Едет! – крикнули рынды, сторожащие безопасность свиты на некотором удалении, среди полей. Они оставались верхом и потому видели намного дальше.
Царь поднял голову, свита зашевелилась.
На дороге показалась коляска, самая обычная: запряженная парой лошадей, со сшитым из тонкого теса кузовом и крытом сыромятной кожей верхом.
Возничий, ради жары одетый лишь в рубаху из домотканого полотна и такие же штаны, натянул поводья возле ковра. Из глубины коляски наклонился вперед пожилой и худосочный седобородый монах в поношенной серой рясе. Посмотрел на встречающих, затем поднялся и вышел наружу. Встал перед царем всея Руси, прищурился, слабо улыбнулся:
– Ты повзрослел, сынок…
Юный правитель сглотнул и кинулся вперед, крепко обняв освобожденного отца. Так они стояли довольно долго – и многие из князей утверждали, что видели слезы на глазах обоих. Наконец объятия разомкнулись, патриарх Филарет обвел взглядом всех остальных знатных князей, и все они один за другим опустились на колени:
– Благослови нас, святитель!
– Да пребудет с вами милость Господа нашего, Иисуса Христа, возлюбленные чада мои! – Патриарх трижды осенил знамением свиту: сперва стоящих посередь, затем левых и, наконец, правых. – Вместе мы вернем силу нашей державе и всему православному миру! Восемь лет я пребывал в аду, в лапах поганых нехристей. И теперь я знаю, ради чего нам надобно беречь истинную веру и нашу священную землю! Проводите меня домой, возлюбленные чада мои. Я так соскучился по родной Москве…
Оставшиеся до столицы пять верст государь всея Руси проехал в простенькой коляске своего отца – в сопровождении сияющей золотом свиты, под охраной одетых во все белое стражников.
В Кремле освобожденного патриарха ждала еще одна ковровая дорожка, на которой стояла одинокая темная фигура со смиренно опущенной головой.
Коляска остановилась, патриарх вышел, встал перед монашкой, протянул руку, коснулся подбородка женщины и поднял ее лицо:
– Я вернулся, любимая.
Инокиня Марфа всхлипнула и жадно кинулась мужу на шею…
– Я вернулся, моя ненаглядная. Вернулся, любимая, – крепко прижал ее к себе Филарет. – Теперь навсегда.
Взявшись за руки, патриарх и монашка вошли в Успенский собор, тут же грянувший над их головами праздничным колокольным звоном. Православная Русь наконец-то дождалась возвращения своего первосвятителя!
Остаток дня прошел в благодарственном молитвенном служении, а завершился первым за многие годы праздничным пиром.
Второй и третий дни возвращения патриарх провел наедине с супругой – вестимо, узнавая от нее о положении дел в державе и православной Церкви. На четвертый – явился на заседание Боярской думы, встав рядом с троном все в том же скромном, изношенном одеянии, в каковом вернулся из плена.
– Ты что-то желаешь нам поведать, святитель? – спросил отца царь Михаил Федорович.
– Да, желаю, – степенно кивнул Филарет и обеими руками оперся на посох. – Успел я узнать не все, но очень многое о напастях, с коими вам столько лет приходится сражаться. И вот что я должен вам поведать… Невозможно наполнить казну подаяниями, каковые вы выпрашиваете у Земского собора! Для наведения порядка надобно провести общую перепись земель и людей, ее населяющих. Тем вы избавите от лишних тягот черный люд, вынужденный платить подати и за себя, и за давно сгинувших соседей, и за пашни невозделанные, и ремесла позабытые. Вместо того налоги лягут на трудников, на новые места осевших, делом занятых, но в списках податных неизвестных. Не выходит у вас созывать войско поместное, ибо за время смутное бояре привыкли к вольнице и желают и далее жить по диким нравам польским и казацким. Ну а коли так, надобно создавать войско царское, по образцу стрелецкому, от капризов помещиков независимое и токмо государю послушное! Помещиков же взамен службы мы податью на сие войско обложим.
– Так ведь не по обычаю… – попытался возразить кто-то из бояр, но патриарх спокойно отрезал:
– Не по обычаю государю перечить! Недовольные пусть на Дон бегут, там вольнице самое место. А Русь наша держава православная. Один бог на небе, один царь на земле! Насмотрелся я вдосталь у ляхов на их дикие обычаи. Живут, ровно зверье лесное! Каждый что хочет, то и лает, службы никакой не знают, за копейку мать родную удавят, без войны внешней в стаи сбиваются и дома друг друга грызут. И на Руси нашей, за каковую я пред богом отвечаю, я подобного бесчинства безбожного не допущу!
Боярская дума после столь резкой отповеди притихла, и патриарх продолжил:
– Казна полнится трудом подданных царских! Посему надобно все товары иноземные, подобные тем, каковые наши мануфактуры и мельницы делать способны, податями двойными обложить! Тут и казне доход, и людям кусок хлеба, и благополучие в державе. Неспособен построить великую державу человек малограмотный. Посему все школы и училища, за время смуты забытые, скорейше надобно возродить и сверх того открыть заведения для наук особо сложных, передовых, в коих одаренных детей мудрости новой обучать
[13]. И печатный двор надобно отстроить скорейшим образом! Иноземных купцов с рынков и рек наших гнать следует взашей! Нашим же купцам скидки даровать, и на путях торговых остроги новые рубить, дабы делом своим они занимались в безопасности, ремесла везде оживляли и доходы будущие для казны закладывали. Но первым делом надобно мзду во всех делах государевых запретить, дабы стряпчие не о своем прибытке, а о казенном доходе заботились! И дабы отбить привычку к подношениям, предлагаю ныне же приговорить о равном наказании не токмо для слуг, подарки берущим, но и для люда, каковой сии подарки приносит. Пусть тоже боятся с гусями да кошелями в приказные избы соваться! Сии решения самые важные и принять их надобно самыми первыми.
По Боярской думе пробежал вздох облегчения. Наконец-то в этой палате появился тот, кто имеет вразумительный план возрождения разоренной за время смуты державы. Тот, кто знает, что именно нужно делать, к чему стремиться и какие законы принимать – и имеет достаточно воли, дабы воплотить свои решения в жизнь.
После того как заседание закончилось и думные бояре разошлись, патриарх обратился к государю:
– Матушка сказывала, сынок, ты наотрез отказываешься жениться?
– Неправда, отец, – покачал головой царь всея Руси. – Я хочу венчаться. Искренне желаю скорейше обрести любимую супругу. У меня есть невеста, и я женюсь на ней, как только смогу ее вернуть.
