– Мойте руки, мальчики.
Бабушкин голос и бабушкины слова, только произнесла их мать. И так же, как он в тот день, «орлы» с явным облегчением отправились мыть руки. Можно было быть уверенным, что торопиться не будут и вернутся со стерильно чистыми руками. Все, как в тот день. Не хватало только тетки. Вернее, тетка вот она, приближается к террасе, но куда там Софе, с ее короткими жидкими волосами, до той!.. «Потому и почувствовала, что волос мало. Дурачье, разве в такую голову надо стрелять», – разочарованно подумал он и вспомнил вдруг, что совпало почти все, кроме одного – в то время ему было лет десять.
– Воспитание, – крутил головой отец. – Никакого уважения к старшим, одни потачки. Ремня им надо хорошего! Уши надрать.
– Ну хватит ворчать, – перебила его жена. – Дети проголодались.
К столу нерешительно подошли Ромка с Владиком, опасливо поглядывая на деда.
– Ну? Что надо сказать? – Иннокентий Семенович переводил строгий взгляд с одной физиономии на другую.
– Мы больше не будем!
– Не мне – тете Софе скажите!
Мальчики нестройно проныли те же слова, не глядя на тетку. Та, со стиснутым в кулаке платком, энергично подалась к Иннокентию Семеновичу:
– Я говоррю: распущенные. Не дети – шантрапа. Фарфор старинный у меня разбили вдрребезги!
Она смотрела на растерянных, съежившихся мальчуганов пристально и негодующе, словно перед ней стояли не перепуганные ребятишки, а мужчина с овечьим лицом.
Пиковая дама! – пронзила Валентину мысль, а следующая была совсем уж абсурдной: детей в охапку – и на первый же самолет. Все равно куда, только – отсюда, от нее…
Вдруг отчаянно закричал Владик:
– Баба Яга! Баба Яга!.. – и захлебнулся плачем.
Арктический холод повис над столом. Павел вскочил, сгреб испуганных «орлов» и потащил в угол, где забор примыкал к стене домика. В конце концов, думал он задыхаясь, отец прав, дети должны понимать… уважать… И ведь в садике их ставят в угол; о чем разговор? Я же не буду драть им уши. Наказание не должно быть унизительным для ребенка. Но это не значит, что детей не надо наказывать совсем, в конце концов.
Хлопнула калитка за Валентиной. Галина Сергеевна убирала посуду. Во главе стола прямо и неподвижно сидела Софа. Иннокентий Семенович курил. Сегодня у него разыгралась подагра, а лекарство, как назло, осталось в городе.
12
Сумасбродная летняя мысль о самолете все равно куда была никак не приложима к реальности, зато помогала иногда засыпать без седуксена. Реальность же начиналась каждое утро грохотом Софиной двери, которой послушно вторили все остальные двери по мере продвижения старухи по квартире.
Ромка пошел в первый класс, чему предшествовала приятная суета – покупка школьной формы, ранца и множества нужных и ненужных мелочей для его начинки в магазине с клацающим названием «Канцтовары».
Владику нужно было удалять аденоиды; пока что три раза в неделю после садика его водили на процедуры к ухогорлоносу.
На первом этаже дома открылась пирожковая, о чем сообщали едкий дым и неоновые буквы, загорающиеся задолго до наступления темноты.
Безобидная точка общепита не имела никакого отношения к жильцам на всех пяти этажах, разве что припозднившийся холостяк захватит по пути домой горячие пирожки. Правда, сделает он это один-единственный раз, потому что смелый эксперимент надолго запоминался жестокой отрыжкой. Заведение открывалось утром и больше, казалось, не закрывалось никогда. Помимо указанных в меню пирожков, жарили там пончики, наливали бульон, но и не только бульон. В парадном теперь толпились оживленные субъекты с красными лицами и блестящими глазами, прикуривали друг у друга, говорили громко и все одновременно. Вечером – Павел не знал, когда именно, – дверь пирожковой вдруг переставала хлопать, но снизу долго доносилось звяканье кастрюль. Оживление в парадном продолжалось допоздна: там назначались встречи, свидания, велись бурные споры, после которых оставались окурки, бутылки, вонючие лужи. Стены впитали чад от перекаленного масла.
– Мышка! – закричал утром Владик. – Я первый увидел! Папа, папа, смотри: мышка!
– Сейчас убежит, – улыбнулся Павел. – Не шуми, она боится.
– Я тоже вчера видел, вот такую! – Ромка развел руки.
– Возьмем ее к нам домой, – заныл Владик. – Папочка, ну возьмем…
Мышь оказалась не из пугливых – ускользнула без особой спешки.
– К своей маме пошла, – заключил Владик. – У нее дома братики и сестрички.
Вечером Павел пристально всматривался в окно. Оно выходило во двор, где стояли переполненные мусорные баки; между ними деловито шныряли серые твари. Через несколько дней приехали серьезные люди с санэпидстанции. На следующей неделе в коридоре снова появилась крыса, на этот раз мертвая. Та же участь постигла соседскую болонку, поплатившуюся за любопытство к оскаленному взъерошенному трупику.
На Валентину сообщение о крысах не произвело сильного впечатления – должно быть, потому, решил Павел, что не видела ту, дохлую. Софе ничего не говорили – к чему? Пирожковая плодит крыс, санэпидстанция их травит, однако процесс идет там, внизу, не в квартире.
Крысы не мешают измерять давление тетке, здоровой как конь, и выслушивать ее жалобы на обморочное состояние; так что мне крысы? Не думать надо было, а сесть на самолет, прямо тогда. В Новосибирск, например.
– Ну?! – кричала старуха.
– Сто двадцать на семьдесят.
Или в Иркутск.
Не будет в ее жизни ни Новосибирска, ни Иркутска; зато купила новые занавески. Светлые, как и хотела.
Потом в квартиру пришли тараканы.
Подумаешь, тараканы! Комары, например, тоже не подарок, но мы ведь лету радуемся. В конце концов, это просто насекомые. Примерно так Павел объяснял жене, что ничего страшного не произошло. Никакой трагедии. И нечего паниковать, в конце концов.
Заметил ли он сам, что говорил о тараканах теми же словами, что о статье в журнале, когда увещевал ее: ничего, мол, страшного, такое сплошь и рядом?.. И что он вообще замечает, в конце концов?
– Нет, ну правда. Читаем же мы «Тараканище» детям – и ничего, ты не приходишь в ужас от всех жучков и паучков, – невозмутимо продолжал он. – Из-за этого нервничать? Тараканы как появились, так и уйдут. Бери пример с Софы. Стоическая выдержка! Налила себе чай, сунула ложку в сахарницу, а оттуда таракан – и прямо по столу!..
Валентина застыла.
Муж покрутил головой.
– Это надо было видеть. Хлоп рукой – и нет таракана! Насыпала сахар – и пьет чай.
Встал, махнул рукой:
– Ладно, пора спать. Утро вечера мудреней.
Утро вечера дрянней, это Валентина знала давно и твердо. Реальность встречала ее теперь сонными тараканами, струйками текущими по стенам и поспешно исчезающими. Каждое новое утро выглядело страшнее предыдущего – тараканов становилось все больше. Санэпидстанция закрыла бойкое заведение внизу на несколько дней, и разочарованные завсегдатаи пирожковой толклись в парадном, честя на все лады «этих сволочей». Кого они имели в виду, тараканов или доблестных поборников санитарии, сказать было трудно.
