В начале второй части мы видим Фауста после тяжелого кризиса, пережитого им впервой.
Тревожный и усталый, он решается на новую жизнь:
Трепещут пульсы жизни вожделенно,
Встречая час, когда заря блеснула;
И в эту ночь, земля, ты, несомненно,
У ног моих почив, опять вздохнула;
Ты принесла мне снова наслажденья,
Ты мощно пробудила и вдохнула
К высокой жизни вечные стремленья!
(2-я часть, стр. 388)
Потребность любви проявляется в необузданной страсти при виде вызванного образа самой красивой из всех женщин. Фауст восклицает:
Глазами ль вижу? Иль в душе живой
Я красоты разливом весь встревожен?
С какой добычей вышел поиск мой!
До сей поры мне мир был пуст, ничтожен!
Чем он теперь, с тех пор, как я жрецом?
Он тверд, окреп, я жить желаю в нем!
Пусть не вздохну ни разу я потом,
Как изменю подобному влеченью!
Та, что меня когда-то восхищала,
В волшебном зеркале пленяла,
Такой красы была лишь легкой тенью!
Лишь ты одна, смущая мой покой,
Всю силу страсти роковой,
Любовь, восторг, безумство мне внушаешь!
(стр. 491)
Фауста, обуреваемого такою страстью, терзает ревность при виде красавицы, впивающей дыхание юноши и целующей его. Он хочет обладать ею во что бы то ни стало:
Как похищенье! Мне ль стоять бесстрастно?
А ключ-то мой? Его он сбавит спесь!
Меня он вел по ужасам всечасно
Уединенья – к твердой почве здесь!
Здесь я стою в действительности твердо,
Тут с духами мой дух сразится гордо,
В двойной победе мир обьемля весь!
Была вдали, теперь близка вполне.
Спасу! И будь моей она вдвойне!
О матери! Ваш трон мне да поможет!
Кто с ней знаком, расстаться с ней не может!
(стр. 496, 497)
Исчезновение красавицы до такой степени потрясает Фауста, что он лишается сознания и впадает в продолжительное забытье. Очнувшись, он тотчас спрашивает: «где она?», и пускается в поиски за нею. Узнав, что Хирон в былое время переносил Елену, он восклицает:
Фауст. И так сходить с ума пришлось!
И вдруг сижу теперь. И где же?..
Хирон. За волосы мои она,
Как ты, держалась.
Фауст. Как полна
Восторгом грудь! Скажи мне все!
Лечу желаньем ей навстречу!
Куда, откуда нес ее?..
…Ее видал ты; нынче видел я
Прекрасную в расцвете бытия!
Теперь мой ум, мой дух окован ею;
И мне не жить, коль ей не овладею!
(стр. 549–552)
Хирон находит эту страсть такой необыкновенной, что советует Фаусту лечиться от нее.
После различных приключений и препятствий Фауст наконец находит желанную красавицу и говорит ей:
…Осталось мне себя и все мое —
Мое ль оно? – повергнуть пред тобой!
Так от души позволь у ног твоих
Тебя признать владычицей; ты власть
И трон, едва вступив, приобрела!
(стр. 658)
Как мало похожа такая речь на те слова, которые говорил Фауст Маргарите! Она гораздо более соответствует отношению влюбленного старика к обожаемой молодой красавице. Когда Елена предлагает Фаусту сесть на трон рядом с нею, он отвечает:
Сперва позволь склонить колени мне,
Высокая жена; позволь сперва
Ту руку, что взведет меня, поцеловать.
Ты соправителем признай меня
Владений безграничных и прими
Поклонника, слугу и стража все того ж!
(стр. 663)
Страстно влюбленный, до потери рассудка, старик не смеет обращаться к возлюбленной иначе, как в выражениях, полных смирения. Елена не делает никакого признания в любви, но относится к нему благосклонно. Фауст предлагает ей «вечно юную Аркадию для счастливого житья», и Елена соглашается следовать за ним в таинственный грот, весь заросший растительностью. Там они остаются одни и только старой служанке позволяют изредка приближаться к ним.
Плодом их связи является ребенок, вовсе не похожий на ребенка Маргариты, убитого ею. Это – особенное, чудесное существо: только что родившись, мальчик этот начинает прыгать и своими быстрыми движениями приводит в ужас родителей.
В то время как Гёте упорно отмалчивался, когда его просили объяснить некоторые сцены второй части Фауста, он без всякого затруднения говорит о значении этого удивительного ребенка. Он – «простая аллегория, а не человеческое существо. В нем олицетворена поэзия, не зависимая ни от времени, ни от места, ни от личности» (Эккерман, 20 декабря 1829 г.).
Пораженный трагической судьбой Байрона, Гёте в сыне Фауста и Елены символизирует английского поэта.
Исходя из категорического объяснения Гёте, литературные критики заявляют, что связь Фауста и Елены означает синтез романтизма и классицизма – синтез, плодом которого является современная поэзия, олицетворенная в ее лучшем представителе – Байроне. Это не должно бы соответствовать мыслям Гёте, который вовсе не придавал никакого значения классицизму и романтизму.
«С какой стати подымают такой шум по поводу классического и романтического? – говорил он. – Существенно, чтобы произведение было вполне прекрасным и серьезным; тогда оно и будет классическим!» (Эккерман, 17 октября 1828 г.).
Гораздо правдоподобнее, что Гёте хотел выразить ту мысль, что плод связи Фауста и его прелестной подруги есть поэзия. Связь их входит в категорию так называемой платонической любви.
«Анимизм – понятие весьма распространенное по всему земному шару. Очевидно, что оно служило самым действительным утешением при сознании неизбежности смерти вместе с величайшим желанием жить»
Такая любовь вдохновляет для создания совершенных произведений даже старика-поэта, когда вдохновительница – прекрасная женщина.
Фауст и Елена выходят с сыном из грота, и Елена говорит:
Счастье людям дать прямое
Сводит их любовь вдвоем.
(стр. 682)
Но блаженство неземное
Мы вкушаем лишь втроем!
На это Фауст отвечает:
Смысл тогда отыскан точный:
Ты моя, а я сам твой;
Мы стоим четою прочной —
Можно ль жизнью жить иной!
(стр. 682)
После смерти сына Елена покидает Фауста, оставляя ему свою одежду:
