Первый же прохожий, идущий в нужном направлении, возьмет послание и пронесет его до тех пор, пока не свернет в сторону от тропы, ведущей к дому почтенного Бускадо. Тогда он точно так же срежет бамбуковый ствол, расщепит его и укрепит в нем «письмо» для следующего прохожего. (Если здесь уместно такое сравнение, то «письмо» движется по методу автостопа, меняя несколько раз «средства передвижения», прежде чем дойдет до цели.) Поскольку мангианы ходят много, всегда рады помочь ближнему, безукоризненно честны и, кроме того, передвигаются с немыслимой скоростью, бамбуковое письмо попадает к месту назначения куда быстрее, чем нормальное письмо в городских условиях. Правда, при мангианском способе не существует тайны переписки. Но что и от кого скрывать мангианам?
Если какой-нибудь человек найдет у водопада (излюбленного места встречи мангианских влюбленных) аккуратно вырезанный кусок бамбука без адреса с единственным словом: «Пусть!» — ему ясно, что это письмо трогать не следует: адресат придет за ним сам.
Бамбуковая почта, несомненно, загадочная особенность мангианов — ведь ни у каких других племен, близко и далеко от них, ничего подобного нет. Но раз есть переписка, значит, есть и письменность. Откуда могла она взяться у народа столь отсталого, у народа, знающего счет лишь до десяти?
Письменность у местных жителей обнаружили испанцы, когда завоевали Филиппины. Сильно отличаясь у разных племен, она имела общее индийское происхождение. Испанцы, известные мастера искоренять все греховное и языческое, принялись истреблять эту письменность, а заодно и людей, ею владевших, с такой энергией, что в скором времени филиппинская письменность исчезла. Как полагали, навсегда. И лишь относительно недавно исследователи установили, что у трех племен «культурных меньшинств», надежно изолированных от соприкосновения с испанцами, а потом и с американцами, сохранилась письменность, очень схожая с древней.
Письменность мангианов — слоговая; в ней пятнадцать согласных и три гласных: а, и, у. (В слоговом письме нельзя написать, к примеру, слово «банан» пятью буквами: есть особый значок для сочетания «б» и «а», особый — для «н» и «а» и особый для «н» без гласной.) Есть в мангианской письменности, по мнению специалистов, определенные черты сходства с древнеиндийским санскритским алфавитом. Но как попала эта письменность к мангианам — племени, живущему в горах острова Миндоро? Однозначного ответа этнографы не дают. Были предположения — скорее всего далекие от истины, — что мангианы попали на Миндоро в незапамятные времена из Индии. Были теории, что обучили их писать и читать ученые люди, бежавшие в миндорскую горную глушь от свирепствовавших испанцев, когда те истребляли исконную культуру Филиппинских островов. Наконец, некоторые ученые склоняются к мысли, что мангианы стояли некогда на значительно более высокой ступени развития. Есть тому и подтверждение: нынешние мангианы делятся на десять племен, и устная речь одного племени другому непонятна. А вот письменность (или, точнее, письменный язык) одинаково понятна всем мангианам.
Раз в год в равнинной деревне Пантаган происходит «всемангианская встреча», в которой принимают участие почти все мангианские мужчины. Племенной организации с вождями и старейшинами у мангианов нет, поэтому в Пантаган приходят все желающие принять участие. Нечего и говорить, вероятно, что встреча проходит в обоюдном молчании. Зато в сумке, которую уважающий себя мангиан неизменно носит через плечо, у каждого участника приготовлен толстый пучок свежесрезанных бамбуковых палок, на которых ножом быстро-быстро вырезают все, что хотели бы сказать. Просьба «замечания и предложения подавать в письменном виде» здесь неактуальна, потому что все переговоры только так и идут.
Мангианы вырезают на бамбуке не только письмена, но и стихи — амбаханы. Для стихов употребляют таблички размером в нашу открытку, вырезанные буквы чернят сажей. Стихосложение подчинено строгим правилам: в каждой строке семь слогов, последние слоги рифмуются. Чтобы понять амбахан, надо знать не только язык, но и обычаи мангианов. Вот, к примеру, стихи, которые написал юноша девушке (стихи даются в подстрочном, крайне несовершенном переводе):
Светлячок говорит,
Глядя на дятла:
«Друг мой милый,
Пошли вместе к реке».
Девушка отказывает ему:
Отвечает дятел:
«Как же мы пойдем вместе,
Когда ты не одинок,
И у меня есть друг,
Который ждет меня в гнезде?»
В случае, когда «дятел» не отвергает «светлячка», складывают такие стихи:
Пусть мать плачет
И отец кричит,
Все равно дерево уже срублено,
И дом открыт всем ветрам
Без охраны гор…
Строгость поэтических правил лишний раз наводит на мысль о том, что некогда мангианы знали лучшие времена, нежели нынешние. Но это требует доказательств, потому что пока ни в какие рамки «не укладывается» народ, забывший и утративший все признаки высокой цивилизации, кроме почты, письменности и правил стихосложения.
Говорящие картинками
Страна вичоло была далекой и бедной западной окраиной империи ацтеков. Вичолы подчинялись верховному вождю лишь номинально, они не платили налогов, не поставляли людей для строительства храмов и не снаряжали военных отрядов в войско Монтесумы. Высокие горы укрывали их от остального мира. Может быть, эти горы спасли их, когда за короткое время — одну человеческую жизнь — от величественной цивилизации ацтеков остались лишь развалины дворцов и храмов, а гордый народ превратился в толпу обездоленных рабов на плантациях испанских завоевателей.
А может быть, помогло вичолам то, что земля их не обладала ни золотом, ни серебром и ничем другим, что разжигало алчность конкистадоров.
Скорее всего сыграло роль и то, и другое. Когда в их страну пришло большое войско, вичолы укрылись в горах и оттуда не давали испанцам покоя беспрестанными нападениями. Стоило же испанским войскам разделиться для удобства действий на меньшие отряды, как вичолы расправлялись с ними поодиночке.
Лишь в 1721 году, когда вице-король Новой Испании, не намеренный впредь терпеть упорных язычников, отрезал вичолов от моря (и тем лишил их единственного источника соли), вичолы подписали договор о перемирии. Согласно договору открыты были в Стране вичоло пять миссий.
Миссионеры обязывались «внушать слово Божье кротко и терпеливо, не оскорбляя суеверий и грубых верований вичолов, пока последние, убедившись в преимуществах Христовой веры, сами от них не откажутся». Вичолы же гарантировали безопасность святых отцов из ордена францисканцев.
Договор был составлен в двух экземплярах: по-испански — на бумаге и по-вичольски — на большом квадратном куске шерстяной материи. Причем вичолы потребовали, чтобы командующий отрядом полковник Фернандо Хозе де Магальянос-и-Вильф поставил свою подпись на обоих экземплярах. Из записок полковника мы узнаем, как это выглядело.
