– Да почему был? Сейчас не нужен, что ли? – вскинулся Сучок.
– Да вот, выходит, только нам с Алёной ты сейчас нужен. А им на хрена? – скривился Бурей. – Лисовинам крепость нужна, а кто ее построит, им без разницы. Пока без тебя никак было – тебя терпели, а сейчас… Старшие ратники часто на стройке бывают? Тит, Филимон?
– Да заходят… – пожал плечами Сучок.
– И давно?
– Не, не очень. Последнее время…
– Вот то-то и оно! – Бурей снова скривился. – Опять не понял. Как зачастили они к тебе, так время и пошло. Раньше без тебя с артелью не управились бы, а сейчас и так построят. Видать, стало больше вони от твоего говна, чем от тебя прибытка, если уж до Нинеи дошло. Больше с тобой говорить не будут… – Бурей оскалился и стал похож на жуткого зверя из лесу. – Да ты не боись, тебя казнить не станут, тихо удавят. По морозу сам под ледок нырнешь. А если нет, так лесовики помогут. Те самые, которым ты в рыло плюнул.
Затихли, говоришь? Ничего они не затихли. Ждут. Посчитал? Ратники, сопляки, лесовики, старшины… Анька-боярыня, над которой вы изгалялись, тоже по тебе не заплачет. И все ждут, когда ты им ненужным станешь. Вот так, друг… сердешный.
– Ну это еще посмотрим! – вздернул подбородок Сучок, не умевший долго пугаться. – Да мои артельные…
– Что твои артельные? – Бурей осклабился. – За тебя помереть готовы? Дурак! Им выкупиться надо. Помолятся они за тебя, дурака, и душу твою грешную и дальше жить будут. И делать то, что Бешеный скажет. Человек, он такая скотина – жить завсегда хочет. А им без тебя еще и спокойнее. Каждый сам за себя – и они тоже…
Бурей прищурился и обернулся к Алёне:
– Затем тебя и звал: поспрошай там баб…
– А чего спрошать? Все давно спрошено…
Алёна вздохнула, подперла кулаком щеку и заговорила размеренно и спокойно, но от того спокойствия на Сучка жутью еще больше повеяло.
– Артельные Кондрата не кинут – они за него горой стоят, это верно. Но как раз потому ему и не жить – они же сами его не прогонят. Вот их и решили… освободить от такого выбора. Если волхва захочет, он и сам на себя руки наложит, ты, дядька Серафим, не хуже меня знаешь… А на артель Нил встанет, к нему давно присматриваются… У всех семьи… Бабы артельщиков, я так думаю, только рады будут, если старшина сменится. Они своих мужей, небось, как в кабалу попали, точат… Им жить надо.
– Ты говори да не заговаривайся! Откуда тебе знать-то?! – вот это Сучка задело так, что даже угроза смерти отступила. От кого-кого, а от Алёны он такого не ожидал. Да и вообще… выходит, выспрашивала она о нем, вызнавала? А он-то ей поверил… – И когда это ты расспрашивала?
– Не сердись, Кондраша, а только так и есть, – всё так же спокойно кивнула Алёна. – Расспрашивала. Когда поняла, что не чужой ты… Так и ты обо мне тут полсела чуть не в первый же день выспросил. Только тебе тогда для блуда надо было, а мне для того, чтоб понять, с кем жизнь свела, – усмехнулась она, увидев, как у Сучка от ее слов полезли глаза на лоб.
– А как иначе-то? Небось, я тебе не девка на выданье, у которой все мозги под юбкой помещаются. И с Нилом твоим я не вежества ради разговаривала. Да и с бабами, теми, что в крепости. За твоих мастеров я не говорю – они от тебя не отступятся. А вот семьи… Коли бы не твой норов, вы бы строили не тому боярину церковку, а в Киеве палаты княжьему стольнику, так? Или это Нил приврал, чтоб прихвастнуть? Что подряжали вас за мастерство в стольный град, да коли бы старшина не задрался с ближником того боярина – там бы до сих пор и работали, а может, и семьи бы перевезли, кабы сложилось все?
– Ну… да… – вынужден был признаться Сучок. – Было дело… – и не удержался похвастаться. – Порубил я того гридя! На судном поле… Насмерть…
– Гы… и там обосрался? – радостно гукнул Бурей.
– Это он обосрался! – возмутился Сучок, выпячивая вперед бороду. – А я…
– Головка от х…я! – заржал обозный старшина. – Ты его порубил, а он жизнь за жизнь взял. Да не только твою, а всей вашей артели. Его, конечно, червяки жрут, а ты с артелью – здесь в закупах. Вместо того чтобы в ближниках у боярина его обретаться.
– Погоди, дядька Серафим. – Алёна досадливо поморщилась. – Не о том ты… А семьи артельщиков знают, что вы в Киев собирались, да не вышло?
– Знают… Наверное. А это тут при чем? – пожал плечами Сучок.
– А при том, – вздохнула Алёна. – Артельные-то тебе и словом не напомнят. Разве что вон как Нил – только мимоходом, да и то больше похвастать, какие вы мастера. А вот жены их – нет. Ведь наверняка не первый это случай был, так?.. Бабам-то ваши попрыгушки да похвальбушки без надобности – бабам надежда нужна, что завтра их снова с детьми из дому не погонят, и вместо Киева неведомо куда по чужой прихоти не пошлют. Им без разницы – Киев или Ратное – абы покой и надежда. А потому, если артельщикам эту надежду дадут, то жены их сами тебя в прорубь спустят, чтобы не мешал… Твоё счастье, что их тут пока нет…
– А разве я мешаю?! Да… – он покосился на Бурея. – Да Лис же нам выкупиться надежду дал!
– Дал. Всей артели, – кивнула Алёна. – И артель за то будет жилы рвать, а с тобой или без тебя… Правильно дядька Серафим говорит: тут важно, чего с тебя больше – пользы или убытка. Выходит, убытка… С лесовиками разругался? А ведь их Нинея прислала… Сколько лет наши бабы без луков за спиной на поля да огороды ходят, знаешь? Я еще застала – мы с сестрами в поле, а матушка с луком на пригорке…
– Угу, – согласно гукнул Бурей. – Аристарх с Корнеем ведьму не один год обхаживали. И она их тоже. Потому Ратное с Погорыньем и замирилось. А сейчас лесовики и вовсе крепость строить пришли. Пусть без особой охоты, по слову волхвы, но пришли. Строить, а не наших баб из луков выцеливать. А ты им в морду… Понял, поперек чего влез?
– Понял… – Сучок, начавший было отходить от давящего его весь разговор страха, снова ухнул в него с головой. Словно снова взглянул в глаза Нинеи и только сейчас понял, что почувствовал, но не понял тогда. Та холодная струйка, которая тогда так и не пролилась, сейчас водопадом струилась по спине. – Покойник я…
– Не, ты не сейчас покойник. Ты покойником стал тогда, когда на воя топор поднял, да не просто так, а умеючи. Тут и свободному такое не простят. Я тогда встрял, потому что понял – покойник Никон… И с тобой пить начал, что увидел – не жить тебе, – Бурей хмыкнул. – А ты вон сколько продержался. Везучий, видать. А потому и сейчас, может, выскочишь…
Обозный старшина неожиданно наклонился к Сучку через стол и рявкнул у самого лица:
– Только посмей мне помереть! Удавлю! В селе мы с Алёной без тебя разберёмся, – он обернулся к женщине. – Алёна, ты того… Баб из крепости поспрошай…
– Да спрашивала я их уже, дядька Серафим…
– Мало спрашивала! – рыкнул Бурей. – Какой срок ему отпущен, знаешь? Нет? Значит, в воскресенье кто из баб оттуда в церковь приедет – отловишь, к себе зазовёшь и наизнанку вывернешь. А я с Настеной поговорю… – и он неожиданно подмигнул Сучку. – Где ж я второго такого дурака найду, чтобы мне с потрохами в душу влез? В общем, дури ты уже наворотил, сколько мог, а сейчас думать начинай. Одна у тебя надежда – снова незаменимым стать. Для Бешеного или для Корнея. А лучше и для того, и для другого. А главное, с лесовиками срочно замиряйся – тут времени нет совсем, чем скорее, тем лучше. Как незаменимым стать – это ты сам думай. А с Нинеиными… Вот!
