Не всем суждено пронести свою мечту через жизнь, и не каждая мечта выдержит столкновение с реальностью. Стать, как отец – не просто, ой, не просто. Для начала надо «Вознестись главою непокорной хотя бы выше нужника, хотя б на метр над уборной, на средний уровень пока». Овладеть ремеслом, набить множество шишек и стать – нет, пока не равным отцу или наставнику, это уж у кого как, – а просто добиться, чтобы коллеги начали твоё мнение просто слышать. Это первый этап.
Потом будут и второй, и третий, и сто двадцать пятый… И пока ты растёшь, становишься специалистом, а потом и мастером, только мечта и благородное упрямство не дадут тебе утонуть в море рутины, опустить руки, перестать учиться. И тогда, спустя немало лет доведётся тебе услышать за спиной: «Смотри, он не хуже своего батьки, нет, не хуже!»
Досталось похлебать этой каши большой ложкой и Сучку. Не то что топором владеть пришлось учиться – от заезжего грека язык греческий перенимать! И ремесло своё не столько талантом постигать, сколько чугунной задницей. А иначе никак – если хочешь удержаться на месте, приходится быстро бежать. И таланта в успехе только пять процентов, а остальные девяносто пять – упорство и усидчивость. И пять процентов без этих девяносто пяти – ничто.
Так что всего вдоволь досталось: пальцев отдавленных, мышц сорванных, усталости смертной, ругани и с заказчиками, и с артельными, и с помощниками. И всё на нём – старшина. Вот так-то терема дивные строить – грязный, злой, невыспавшийся, отгавкивайся от всех, да умей зажитое для себя и своих людей из глотки вырвать, не то всяк норовит получить с тебя побольше, а заплатить поменьше. Или вообще не заплатить. Так уж повелось от сотворения мира. Автор из двадцать первого века может подтвердить.
И всё равно мечта поддерживает, не даёт оскотиниться, заставляет шевелиться, идти, преодолевать. Вот и мечтал зодчий Кондратий Сучок о невиданном тереме…
– Чего звал?! – каркнул над ухом скрипучий голос.
«Тьфу, пропасть! Ну почему, как только о хорошем подумаешь, так тут как тут какая-нибудь сволочь влезет и всё испортит! А терем я всё равно построю! Только артель выкуплю. Жизнь положу, а построю!»
Сучок с усилием вырвал себя из мечты, поднялся с бревна и, будто в первый раз увидел, уставился на обладателя каркающего голоса – высокого, жилистого и загорелого до черноты лесовика. Самым запоминающимся во внешности пришельца были заметная сутулость и нос. Нет, не так – Нос! Этот орган торчал вперёд из обрамления пегих редких волос и такой же пегой клочковатой бороды, подобно клюву. Одним словом, голова Нинеиных работников походил на грача настолько, что хотелось спросить, в каком родстве он состоит с этой птицей.
«Ну, чисто грач: головёнку набок склонил да глазом косит – сейчас червяка из-под сохи ухватит! Попробуй не спроси такого, мол, хороши ли червячки ныне? Ну, я и спросил давеча. И добавил, что крепость строить – не червяков клевать. А он мне в рыло! Обиделся, понимаешь, хрен косорукий! А там и завертелось… И с таким разговоры разговаривать? А придётся!»
– Здрав будь, Гаркун! – старшина неловко поклонился.
– И тебе не хворать. – Лесовик ещё больше ссутулился и вытянул свой клюв вперёд на целую пядь, так, что Сучок смог в подробностях рассмотреть память о предыдущей беседе – уже желтеющий синяк, что украшал заплывший правый глаз собеседника. – Чего надо?
– Не держи на меня зла, Гаркун, винюсь, что словом тебя поносным облаял и в рыло заехал! – Сучок поклонился куда более изящно. – Не со зла, за дело болею!
– Крха! – удивленно прокашлялся «грач». – Зла, говоришь, не держать?
– Да едрит твою! – Старшина, несмотря на недавние благочестивые мысли, начал привычно закипать. – Мне что, лбом в землю побиться, чтоб ты, князь светлый, снизошёл?! Ну, облаял тебя и твоих, в хохотало заехал, было дело, так за то и прощения прошу! Я ж не по злобе, работу работать надо, а твои только галдят да друг на дружку кивают! Мы ж с тобой люди подневольные – быстрее построим, быстрее по домам пойдём! Тебя ж твоя боярыня мне в помощь прислала, а от вас толку – круглое таскать да плоское катать! Мне давеча от неё влетело, не знаю, как жив вышел. Так что кончай ломаться, как девка по первому разу на сеновале, да пошли, поговорим за чарочкой, как нам дальше-то быть.
– И ты меня прости, Сучок, – прокаркал в ответ Гаркун. Неизвестно, что повлияло на его решение сменить гнев на милость – упоминание о волхве или магическое слово «чарочка», но выражение надменности на его лице мгновенно сменилось озабоченностью. – Куда идти-то? Поговорить, оно, верно, надо. Пошли, что ли?
– Давай за мной! – Сучок призывно махнул рукой и направился в сторону казармы, служившей плотникам временным жильём.
Нил уже их ждал. С видом заговорщика он, хитро подмигнув, указал на два туго набитых небольших мешка.
– Угу, вижу! – Сучок сразу «врубился» в ситуацию. – Где сядем, Шкрябка?
– На лесопилке, там чужих нет, – плотник мотнул головой куда-то в сторону. – Чего встал, хватай мешок и веди гостя, а я следом.
– Вы чего тут удумали? – подал голос лесовик.
– Здрав будь, Гаркун, – Нил как равному кивнул голове Нинеиных плотников. – За чаркой посидеть старшина наш решил, да тебя в гости позвать – разговор есть. А чтоб не беспокоили разные, у нас на лесопилке сядем.
– Здрав будь, Шкрябка, – «грач» расплылся в улыбке.
– Да не стойте столбами! – Нил сунул Сучку один мешок, сам подхватил другой, а Гаркуна осчастливил свёртком. – Ходу, ходу, пока камиданта этого или ещё кого на нашу голову не принесло, шевелите мослами. Да не скопом, дурни, по одному!
Два старшины согласно кивнули головами и двинулись в разные стороны каждый со своей ношей. Нил подождал немного и направился прямо к воротам, которые и миновал без всяких затруднений.
Гаркуна он застал на месте, а вот Сучок запаздывал. Ждать пришлось не то чтобы очень долго, но заметно.
– Тебя где носило? – возмущение объединило Нила и Гаркуна.
– Не орите, дуболомы! Надо было! Лучше гляньте, что мне друг мой Серафим как раз для этого случая дал, – Сучок показал бочонок.
– Да ты с ним с самого приезда, как с бабой, милуешься! Чего там? И что за друг Серафим у тебя завёлся? – Нил подпустил в голос яду.
– Мы пить будем или языками молоть?! – каркнул в свою очередь Гаркун.
– Будем-будем! Для того подарок Серафимов очень даже годится! Сам еще не пробовал, но дух от него – дыши и закусывай! – Сучок с шумом втянул в себя воздух. – А Серафим – это Бурей. Один у меня друг из ратнинских есть!
– Бурей?! Упырь этот?! – лесовик аж поперхнулся.
– Сам ты упырь! Знал бы ты, какой он золотой человечище! Кремень! А ещё красоту понимать может!
– Да ну тебя к лешему! – Гаркун не на шутку рассердился. – Пошли, накатим да поговорим, а то свихнусь тут с вами! Ишь, Бурей у него добрейший!
На этой оптимистичной ноте спор прекратился, и компания дружно переместилась в «лесопилку» – длинный сарай, служивший одновременно машинным залом, мастерской, складом готовой продукции, конторой и клубом. Правда, сами плотники классификацией функций своего владения не озадачивались. Для Сучка и Нила хватало того, что это единственное место на свете, где они полноправные хозяева и никто, включая даже их заимодавца Никифора, над ними не властен, а Гаркун смотрел на лесопилку, как на очередное диво, к которым он уже начал привыкать в крепости.
