Свершилось! «Высокие договаривающиеся стороны» разместились за давно не скоблённым столом, на котором в художественном беспорядке громоздилась добытая у Плавы снедь. Впрочем, определённая упорядоченность всё же наблюдалась, а именно: перед каждым из участников стояла глиняная миска и глиняная же чарка, рядом с Сучком возвышался тот самый бочонок, а перед Нилом – жбан с брагой. Три обтянутые холщовыми портами задницы одновременно коснулись лавок.
– Ну, чего глазёнками лупаете? Подставляйте! – Сучок выбил затычку из бочонка.
Над столом поплыл Запах. Именно так, с большой буквы. Человеческий язык не в силах описать его чистоту, богатство оттенков, глубину и изысканность. Такое под силу только поэтам, но Гаркун им не был.
– Это из чего вы делаете-то? Из яблок, никак? – прокаркал он и подставил свою чарку к бочонку.
– Из яблок, Гаркуша, из яблок, – Сучок наклонил дубовый сосуд, содержащий в своих недрах «сок плодов земных», и бледно-желтая струя хмельного ударила в дно чарки. Аромат дошёл до высшей точки.
– Эх, и духовитая! – облизнулся лесовик.
– А то! – Сучок тем временем налил Нилу и себе. – Сами сейчас узреете, какой золотой души человек Серафим! Ну, со свиданьицем!
Три чарки со стуком сошлись в воздухе, бороды задрались вверх и…
– Кха! Хрр! Ыыы! Пшш! – Гаркун и Нил, не в силах вымолвить ни слова, судорожно вращали глазами, пытались втянуть в себя воздух, сучили в воздухе пальцами, но всё же смогли бережно поставить посудинки на стол. Пустые. Нил хлопал глазами, а по носу Гаркуна катилась слеза.
Сучок вовремя вспомнил наставление Бурея, которым тот сопроводил свой подарок, потому пережил знакомство с яблоневкой с меньшими потерями, чем его приятели. Опрокинув чарку, он резко выдохнул, скривился, наугад схватил со стола кусок еды и сунул в рот, после чего приступил к спасательным мероприятиям. Первым делом сунул закуску в судорожно сжимающиеся и разжимающиеся пальцы сотоварищей и, проследив, чтобы они донесли её до ртов, занялся чарками. Резво разлив брагу из стоявшего возле Нила жбана, старшина подсунул чарки поближе к Гаркуну и Нилу. Те тут же ухватились за них и опрокинули в себя. Краснота начала медленно сходить с их лиц.
– Крепка, зараза! – первым опомнился Гаркун. – Как делаете такое?
– Не знаю. Серафим за болотом в добычу взял и вот, угостил. Сказывал, что мастера по этому делу тоже с собой привели. Теперь понимаете, какой он золотой человек? – Сучок подмигнул приятелям.
– Да-а, княжеский подарок! – отдышавшийся Нил вытер слёзы. – Как железом калёным продрало! И жрать охота! – с этими словами плотник вцепился в кусок копчёного мяса.
Все последовали его примеру. Некоторое время слышалось только сосредоточенное чавканье.
«Эх-ма, пошло вроде! Спасибо тебе, Серафимушка, спасибо, друг сердешный! Под такое пойло и правда с медведем договоришься! А мне договориться с грачиком этим кровь из зубов надо! На нём все завязано. Не сумею – и мне не жить, и моим никогда не выкупиться… А сумею – в гору пойдём. Всей артелью. И я тоже.
А Серафим-то прозрел всё как! Ведь прав он – замирюсь с этой птичкой лесной, так всех этим ублаговолю. И ведьму, и Лиса, и Аристарха с Корнеем, и наставников! А главное, артельных моих и баб ихних…
Не бывало со мной такого, чтобы кто из дружков, а не из семейных, спину мне прикрыл, да ещё так! Ну и я теперь за него костьми лягу!»
– Ну что, по третьей? – Сучок первым нарушил молчание. – Только вы, други, перед тем как пить, выдыхайте. Это меня Серафим научил.
– Давай! – чарки со стуком встали перед бочонком.
– За что пить будем, старшина? – Гаркун, предусмотрительно вооружившись закуской, решил вспомнить о традициях.
– А за то, чтоб нам больше не ругаться и морды друг другу не бить! – язык Сучка уже начал чуть заметно заплетаться. – Вот ты, Гаркун, муж правильный, можно сказать, нарочитый!
– И ты, Сучок, не промах! – не остался в долгу тот.
– Ну, чтоб не лаяться! – подытожил Нил. – Вздрогнули!
В этот раз все старательно выдохнули и питьё пошло в глотки плотников гладко. Закусив, собеседники откинулись от стола и переглянулись. Надо было о чём-то говорить, но о чём? Две пары глаз сошлись на Сучке, как будто говоря: «Ты сюда на разговор созвал, так не томи».
Старшина понял невысказанный вопрос. Подарок Бурея замечательным образом обострил его разум и привёл в полное согласие со всем миром. Сейчас плотницкий старшина любил всех: старого друга Нила, Гаркуна, даже Швырка, поганца эдакого, и то любил. Вот такое волшебное зелье содержалось в бочонке. Оно-то и подсказало нужные слова:
– Ты прости меня, Гаркуш, что облаял тебя да в рыло съездил! Уж больно зло взяло, что твои, ровно бараны, блеют только… Ты б с ними построже, а?
– Да ладно тебе, Сучок, что было – быльём поросло! Я ж тоже в долгу не остался. Как водичка-то? – Гаркун каркающе хохотнул, разлил из бочонка и кивком головы показал, что предлагает ещё раз выпить за примирение.
Сучок в свою очередь усмехнулся, выцедил чарку, занюхал корочкой и ответил:
– А ничего, тёпленькая! Ну что, мир?
– Мир!
– А коли мир, так давай думать, как нам жить дальше? Меня боярыня твоя так ухватила – как мыш мокрый от неё ушел! Грозна-а-а! И ведь кругом права! Не поверишь, впервой кого-то из бояр видел, чтоб всё по делу…
– Боярыня, она да-а! Может! Она ж… – Гаркун оглянулся по сторонам, понизил голос и закончил, – Волхва Великая, вот! Позвала к себе и говорит, мол, хозяин я хороший, муж уважаемый, вот мне и над всеми начальствовать. А как? Я и спросил – как? Хоть робел – ууу! А она ка-ак глянет! Верите, честные мужи, чуть по-дитячьи в порты не опозорился!
– А она что? – Сучок от любопытства налёг грудью на стол.
– А она мне и говорит, мол, вспомни, как родовичей своих в узде держишь, как в роду работу назначаешь, да всех, кто под рукой твоей будет, как семейных своих, пойми – и справишься. Во как! – Гаркун, от избытка чувств, хлюпнул носом. – Не знаю, как и ушёл-то от неё!
– Дальше-то что? – хором спросили плотники.
– Да ничо! Тут же все из разных селищ собраны! Я и знать-то, почитай, толком никого не знаю – только на ярмарке и видимся! Со своими-то оно и добро, а с остальными… – Лесовик безнадёжно махнул рукой. – То ору, то уговариваю, то умасливаю, а толку чуть. Работают, чтоб отстал, да дни до зимы считают! И как мне быть?! Боярыня за сто вёрст на сажень в землю всё видит! Ну как осерчает, что наказ её плохо исполняю? Скажет слово заветное, и буду бабе рассказывать, что висячий лучше стоячего, или ещё чего похуже удумает…
– Да, мне вот тоже не легче! – Сучок с горестным выражением лица подпёр голову кулаком. – Мне знаешь, что сказала? Если не смогу норов свой унять, так мастером быть перестану, красоту видеть не смогу! Для меня это смерти хуже! Меня вон Корней Лисовин повесить обещал, если ещё драку затею! Только если я красоту понимать не смогу – пусть вешает! Не жизнь мне тогда!
