– Ну, держись, водяной! – Сучок вцепился в сеть.
– Глядите! – Лесовик вытянул руку вперёд.
Плотники взглянули в указанном направлении и обомлели. В ночном небе опять плыл огонь.
– И там! – Гаркун снова исполнил роль «чёрного вестника».
– Русалки! Опять выследили! Меня ж Алёна убьёт! И вас тоже! – Сучок схватился за голову.
– Наговор! – от рёва Гаркуна заложило уши. – Ныряем!
– Святый Боже… – начал Нил, уже летя головой в воду.
– Святый крепкий… – подхватили за ним старшина и лесовик.
– Буль-буль-буль, – отозвался из-под воды Нил, а потом с шумом вынырнул, с хрипом втянул в себя воздух и продолжил: – Святый бессмертный, помилуй нас!
– Буль-буль-буль, – поддержали его Сучок и Гаркун.
Так продолжалось довольно долго. Первым опомнился Нил.
– Всё, вылазьте! Отогнали! – возвестил он, улучив момент, когда все оказались над водой.
– Фу-у-ух! – Гаркун, пошатываясь, выбрел на берег и упал на землю.
За ним выбрались остальные. Все трое в изнеможении растянулись на прибрежной траве – борьба с нечистью отняла все силы. Даже говорить не хотелось. Становилось холодно, и зубы приятелей начали ритмично постукивать.
– Студёно, – пожаловался Гаркун.
– Согреться бы! – поддержал его Нил.
– Сейчас! – ответил Сучок и зашарил руками по траве.
Говорят, бог бережёт пьяных. По крайней мере, плотницкого старшину он точно решил поберечь. Через несколько мгновений пальцы мастера нашарили заветный бочонок. Товарищи по очереди приложились к нему. Ласковое тепло разлилось по их телам, наполняя члены силой, а сердца мужеством. Друзья переглянулись, кивнули друг другу и вновь полезли в воду.
Наконец-то появился улов. Заброс бредня принёс кучку серебристой мелочи.
– Шалишь, тинобородый! Стерлядь давай! – Гаркун аж приплясывал от нетерпения, вытряхивая сеть.
– Не боись! Словим! – Нил снова полез в воду.
– Что, опять? – Сучок устало вытянул руку в сторону вновь появившихся в небе огней. – Ну что, мужи, начали?
– Святый Боже… буль-буль-буль, – отозвались Нил и Гаркун.
Лов, периодически прерываемый душеспасительно-водными процедурами, продолжался долго. Только волшебная яблоневка придавала ловцам силы. Едва они выбрались в очередной раз на берег, как в ночной темноте заголосил петух. Морок, насланный нечистью, потерял силу, ведь каждому несмышлёнышу известно, что власть у ночной нави только до первых петухов.
Сучок, Нил и Гаркун с облегчением уселись на землю. Напряжение отпускало. Яблоневка полилась в глотки. Она-то и стала последней каплей: первым опрокинулся и захрапел Гаркун, за ним тут же последовал Нил. Старшина пытался удержать ускользающее сознание, но не смог. Последнее, что он успел увидеть, прежде чем ухнул в омут сна, была лежащая на траве шагах в шести от воды стерлядь.
Глава 2
Август 1125 года. Михайловская крепость
Дзынь-бом, дзынь-бом! Звон молотов казался нестерпимым. Их гулко-звонкие удары отдавались в висках и оттуда расходились волнами по всему телу. Одинокая мысль заползала в голову, как полупридушенный червяк, то и дело останавливаясь и норовя сдохнуть.
«О-хо-хоо… Чего это кузнецы так дилимбонят? Никак, Кузька с Мудилой спелись… Совсем спасу от них не стало… И чего ночью? Дня мало?»
Тут Мудила с одной стороны, а Кузьма с другой со всей дури влепили молотами прямо в виски плотницкому старшине. Вместе с чувством расплющивающейся головы пришло осознание себя, времени и пространства. А также того, что кузнечных дел мастеров рядом не наблюдается.
«М-мать!! Утро уже! Етит твою в качель, утро!! На работу пора! А где мы? Ёрш твою, чего было-то?! Вставать надо, там разберёмся… Ещё Шкрябка и Гаркун со мной были вроде… Они-то где?»
Сучок открыл глаза. Веки подчинялись с трудом, всё время норовя рухнуть обратно. Мир предстал пред плотницким старшиной серым, размытым и нечётким, а голова просто взорвалась болью. Мало того, внутренности вдруг запросились наружу, солнце не ко времени прорезало безжалостно ярким лучом окружающую серость и, как кнутом, хлестнуло по глазам. Но и этого оказалось мало неведомым мучителям раба божия Кондратия: внезапно он осознал, что во рту его ночевало целое половецкое кочевье, причём со всеми лошадьми, баранами и козлами, и подлые половцы не только выпили всю воду в округе, но ещё и обильно нагадили.
– Старшина? – раздалось откуда-то сверху.
– Ыхо? – втрое распухший, сухой и жесткий, как наждак, язык не желал слушаться хозяина.
Сучок с трудом снова открыл глаза и, кряхтя, словно столетний дед, сел. Всё его тело отозвалось на такое неслыханное издевательство резкой болью; болело всё, даже то, о существовании чего он до сего часа не догадывался, а голова вовсе вообразила себя колоколом с соборной колокольни. Выждав, когда перед глазами перестанут переливаться цветные круги, а яркие и весьма шустрые мухи начнут мельтешить помедленнее, плотницкий старшина всё же сумел рассмотреть стоящих над ним пятерых конных и оружных отроков.
– Чыхо надо? – язык повиновался уже лучше.
– Старшина, утро уже! – Урядник с трудом сдерживал смех. – Мы тут порты ваши привезли…
– И на том спасибо! – Стыд, боль и злость придали Сучку силы достаточные для того, чтобы встать. – Где одёжа-то?
Урядник кивнул одному из отроков. Конопатый парень слегка тронул коня каблуками и, поравнявшись с жертвой яблоневки, протянул ему свёрток.
– Благодарствую! – Сучок с трудом сохранял равновесие, пытаясь натянуть портки, одновременно косясь и на храпящих товарищей, и на героически сдерживающих смех отроков. – Что одёжку сыскали – молодцы, спасибо, а теперь ступайте, недосуг нам.
– Ничего не выйдет, старшина. Вы возле табуна колобродили, коней перепугали, детишки холопские, пастухи которые, чуть заиками не поделались, стража на стенах и та вопли ваши слышала, думали, нечисть завелась. Потом, как молитву услыхали, поняли… Велено вас к бояричу вести.
– Да ты что?! – привычно вскинулся Сучок, но вдруг скривился от головной боли, а также неожиданного и непривычного чувства раскаяния, и махнул рукой. – Ладно, твоё дело служивое. Помогите лучше мужей на ноги поднять и воды дайте, а?
«Етит твою, перед сопляками стыдно… Дожил! Сейчас пойдём, во чистом поле три дубочка… Даже драться неохота. Не с чего – сам дураком выставился… Ох, как башка-то трещит! Как стая дятлов поселилась и долбит…
Парни-то ни в чём не виноваты – служба у них. Велели привести и приведут.
Так ведь и у меня служба! Артельным моим служба, Алёне служба, мастерству, красоте, будь она неладна! И хозяевам служба, никуда не денешься! А я, м-мать… Это что ж, я чуть опять своих в малину срать не сводил?! Виниться теперь перед бояричем этим недопоротым придётся?
