– Господин наставник, – Прокопий бросил руку к шлему, – во время стражи мною были замечены плотники, уходящие по направлению от крепости. Будучи остановлены, вразумительных объяснений дать не могли!
– Орёл! – оборвал урядника Макар. – За службу хвалю! А теперь давай плотников послушаем.
– Слушаюсь! – обескураженно пролепетал Прокопка.
– Вы куда всей толпой прям с самого ранья, а, Кондрат? – Наставник подкрутил ус.
– В Ратное! – Сучок уже шипел рысью.
– А чего не с утра, как обговаривались?
– Зуб! – выхаркнул ненавистное слово плотницкий старшина.
– Чего зуб?! – удивился Макар.
– Да зуб у меня, с-с-сука! Или помру, или порешу кого-нибудь! – Сучок показал на перемотанную щёку. – Вот мы и решили короткой дорогой в Ратное, сначала к Настёне, а потом тын поглядим.
– Во-во, а то наш зубострадалец до утра совсем рехнётся, – вставил Матица.
– А чего не к парому? – не унимался Макар. – И доложить, что, святой Иосиф не велит?!
– Дык, Макарушка, я дорогу короткую знаю! Хошь на ушко скажу, а то твои разведчики тебе, небось, не доклали! – съязвил Сучок. – А доложить вон Простыня не дал – пристал, как банный лист к заднице, а тут его урядницкое высокомордие поспел!
– Тьфу, Кондрат, язык у тебя! – сплюнул Макар. – Младший урядник Прокоп, плотников пропустить!
– Слушаюсь, господин наставник! – отозвался отрок.
– Ходить! В Ратное! – встрял Простыня.
– А тебе там чего делать? – мягко, как с ребёнком, заговорил с ним наставник. – Кто ж вместо тебя на поварне пособлять будет?
– Не-е-е, ходить! – упрямо замотал головой убогий.
– Да плюнь ты на него, Макар! Хочет – пусть тащится, хрен упрямый. – Сучок устало выдохнул. – Ну, мы пошли?
– С Богом, топай, страдалец! – усмехнулся Макар.
– Двинулись, мужи, путь не близкий! – Старшина махнул рукой, указывая направление движения.
За плотниками, громко сопя, двинулся и Простыня.
«Етит твою поперёк и наискось! Вот на кой ляд он за нами увязался, тринадцатый? Тьфу-тьфу-тьфу, пронеси Господи!»
Сучок не врал: челнок обнаружился на месте, идти по тропе через лес было вполне возможно и при свете факелов, да и сама дорога оказалась не в пример короче, так что с рассветом плотники выбрались на дорогу из Нинеиной веси в Ратное перестрелах
[41] в трёх от моста через Пивень. Не сговариваясь, решили передохнуть – шутка ли, почти десять вёрст по темноте через лес отмахали. Вот и присели кто на свою котомку, кто на поваленное дерево. Кто-то пустил по кругу флягу, кто-то сломал надвое сухарь и протянул половину товарищу, а старшина то и дело сплёвывал гной – по дороге нарыв на десне прорвался и боль стала вполне терпимой.
– А ты и впрямь ходок, Кондрат, – подначил Сучка Нил. – Правду Матица сказывал! Эвон, какую тропу протоптал!
– Это он к Алёне торопился, вот, значит, и озадачился, чтобы время не терять! – поддержал товарища Матица, смачно хрустя сухарём.
– Во-во! – хмыкнул Гвоздь. – Алёна, она баба такая! К ней и зверем-пардусом побежишь! Ох, пропал ты, Сучок – женит она тебя на себе, вот тут ты царя Давида и всю кротость его и вспомянешь!
– Да не один раз! – хохотнул Скобель.
– Будя ржать! – вызверился Сучок. – Мальцов бы постыдились!
Плотники покатились со смеху, а Пахом Тесло поднялся, подошёл к Сучку, пощупал тому лоб и во всеуслышание заявил:
– Фух, всё добро! Это у него жар от зуба прикинулся, а я уж думал – с чего это старшина наш столь благонравным заделался?
Тут мастера и вовсе закисли со смеху. Сучок изловчился и, не вставая с пня, пнул Пахома под колено. От неожиданности тот рухнул задом прямо в лужу.
– О! Бог шельму метит! – Сучок наставительно воздел палец к небу. – Сказано в Писании: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены!»
– Ни хрена себе! – удивился Пахом, выбираясь из лужи.
– Вот те и хрена! – отозвался старшина под общий хохот. – Внимай далее!
– Чего?
– В заднице черно! – пресёк дискуссию Сучок. – Сказано: «Противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение. Ибо начальствующие …», тьфу, едрит твою! Короче, не тявкай на артельного старшину, а то всю жизнь с мокрой задницей и проходишь – оно так по Писанию!
– Ой, Кондрат, чего я вспомнил! – заржал Матица. – Совсем я ещё мальцом был, и повёл дядька твой, Царство ему Небесное, всю артель вместе с семьями до церкви. Служба, значит, всё чин-чинарём, а аккурат после причастия залетает в церковь какой-то хрен с горы – не то иноземец, не то поганый, и к отцу Ферапонту – ты его помнить должен.
– Ну, помню! Здоров был, и голосина, что труба иерихонская! – кивнул Сучок.
– Так вот, подлетает тот задрыга к отцу Ферапонту и по щеке его хлесь! – Матица выдержал драматическую паузу. – Все, ясен хрен, опешили – попа да в Храме Божьем и по морде! А этот шпынь и говорит: «Что, поп, ударили тебя по правой щеке, так подставь левую!»
– А поп чего? Неужто спустил обиду? – прокаркал Гаркун.
– Ты, птичка божия, слушай, не перебивай! – Матица вошёл в раж. – Не таковский отец Ферапонт был! Он, значит, щёку-то подставил, да как засранцу справа залудил – того аж на паперть вынесло! А потом и говорит, тоже из Писания: «Какою мерою меряете, такою и вам отмерено будет!» Тут, значит, бабка Гликерья опомнилась и к дьяку: «Отче, чего тут деется?», а тот: «Евангелие толкуют, чесна жена!»
Плотники, повизгивая от избытка чувств, повалились на землю. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалось веселье, но тут…
– Дядьки, стойте! – мальчишка указал рукой в сторону Ратного. – Чего там такое?!
Все прислушались. Со стороны скрытого лесом села слышался какой-то шум, крики и даже как будто лязг оружия.
– Чего там? – встрепенулся Сучок. – Пойду посмотрю.
– Сиди, – отозвался Гаркун, – нехорошим там пахнет, а вы по лесу прёте, что бычара на случку – только треск стоит! Сам схожу!
– Ладно, – не стал спорить старшина, – иди. А остальные давайте-ка от греха с дороги!
Гаркун вернулся быстро.
– Ноги надо уносить – обложили Ратное! – выдохнул он, неслышно возникнув из кустов.
– Как обложили, кто? Ляхи?
– А пёс их разберёт! С дрекольем всяким, с телегами, с бабами, но много! Не осилим! В ворота вроде долбить начали, да в них со стен стали стрелы кидать, они и откатились! О, слышите ор – опять, небось, полезли!
