— Уговорил, черт языкастый, — перед тем, как переключить скорость, Сердцев выразительно постучал себя по лбу. Получилось довольно звонко.
20
При социализме на площади Ленина окнами на госбанк выходило заведение под названием «Виринея». Название спорное, что-то в нем слышится порнографическое. Не одному мне, наверное, слышалось, потому что название в процессе перестройки исчезло, а заведение осталось. Уже при капитализме довольно-таки задешево здесь можно было хватить стаканчик и закусить. И с собой разрешалось приносить. В прошлом году на том же месте открыли «фаст-фуд» на американский манер. Я в Америке не был, но если судить по «фаст-фуду», Америка — страна странная… Закуска на вид еще ничего, а на язык, так пластилин вкуснее. Я слышал, что они все продукты откуда-то из-за границы привозят, а здесь только разогревают… Да и не закуска это вовсе, потому что ничего крепче кофе «каппуччино» здесь не разливают, а с собой запрещают приносить даже пиво… Тоталитаризм самого хренового образца, но суровая сибирская молодежь, истосковавшаяся по американским ценностям, сюда захаживает, хоть оно и недешево обходится. Откуда только деньги берут?
Катя взяла тунца, похожего не на рыбу, а на плоский каблук от оранжевых штиблет, а я выбирал-выбирал, но не нашел в ассортименте ничего, кроме того же «каппуччино» — по крайней мере у него хоть привкус, как у ликера «Амаретто». Иллюзия…
Катя ковырялась в своем тунце, выказывая нулевой интерес к моей жалкой персоне. Не дождавшись никаких наводящих вопросов, я сказал, с осторожностью подбирая слова:
— С той женщиной, с которой… которую ты видела, я познакомился нынче весной… Случайно… Я — одинокий человек… В общем, сошлись… Нет, лучше я с другого начну… Вот мне уже шестьдесят лет… Опять не так…
— Не волнуйся, — неожиданно сказала Катя, отправляя в рот очередной кусок подошвы. — Говори, как хочется…
Как хочется значит как хочется.
— Я тебя люблю, — объявил я. — Никого в жизни так не любил. А жизнь-то прожил, считай, полностью. И не то что никого не любил, а даже не знал, что бывает такая любовь. А за любовь принимал какую-нибудь… не знаю… морковку. Может, жизнь не удалась, может, любовь дается человеку только один раз и совсем не обязательно в семнадцать лет. Наверное, из-за того, что любви не было или тебя не было, я все время и маялся. Думал: неужели то, как я убого живу, и есть настоящая жизнь? И все так живут?! Тупая работа без радости и без денег… Заплеванный, вонючий подъезд, желтая раковина на кухне, которую никаким «Кометом» никакая тетя Ася не отчистит… Вареная картошка и сухой сыр на ужин. Неискоренимая мерзкая ругань в автобусах, мерзкие бабки в черных юбках во дворе… Сидят и смотрят… Кретины-политики в телевизоре… Бог мой, если ты политик, то хоть раз скажи что-нибудь умное! А если ты такой же, как я, то лучше молчи и отворачивай морду от камеры с микрофоном… В газетах и по телевизору новости — кошмар. Больше не могу читать про убийства, изнасилования и как цыганки дурят доверчивых русских женщин… Ну куда от этого денешься!? Куда от дерьма-то? А? Подскажите, кто умный!.. И я придумал выход. Я придумал — нужно плюнуть на все, забыть про страхи и начать новую жизнь, где в каждом углу не блевотина, а свет и покой. Если есть мир дерьма, то должен быть мир, где нет метаний, нет разочарований, нет ежедневной заботы о том, что будешь есть завтра… Ученые доказали, что для всего можно найти противоположный мир… Многие сегодня ошибочно полагают, что лучший мир называется Америкой…
… На самом деле лучший мир — это Африка. Ей-богу, не шучу. Хотя дело, конечно, и не в Африке вовсе.
Я лично понял, что хочу жить один! В тростниковой хижине! На берегу теплого океана! Чтобы вокруг ходили только нецивилизованные пигмеи и скакали миролюбивые обезьяны! Чтобы каждый вечер, на закате солнца, с неба падал теплый душ… Это называется абсолютной свободой — жить в Африке и ни от кого не зависеть… Хочешь ни от кого не зависеть?
— Смотря от кого не зависеть, — чисто по-женски уточнила Катя.
— От дерьма не зависеть.
— Конечно. Этого все хотят.
— Ну вот. Я об этом и говорю. Дерьмо нельзя убить, зато можно отодвинуться от него в сторону…
…Я, кстати, не имею в виду, что дерьмо — это наша русская страна. Дерьмо — это люди и отношения, которые лично тебя душат…
…И как, ты думаешь, можно отодвинуться в сторону от дерьма?
— Не знаю, — явно заинтригованная Катя чуть отодвинула тунца, от которого и отщипнула-то только с краю… — Или вернее у меня есть свой рецепт, но я бы хотела услышать твой.
— Правильно говоришь. У каждого свой рецепт. Есть такие невысокие тибетские горы, там народ сидит на корточках и не жрет месяцами — вот в чем кайф. Еще есть народ, который ходит босиком по огню — в этом тоже кайф. Мусульманин отрезал уши у правоверного сибирского парня — прямая дорога в ихний рай. Короче, у всех свой способ. А я придумал свой. Может, это кому-то смешно, но у меня другого нет. Или не было. В общем, ты сама сейчас разберешься… Я придумал, что доживу до шестидесяти лет и забуду свою прошлую жизнь. Стану другим. Как я жил? Улыбался и раскланивался со своими врагами… А теперь чего мне с ними цацкаться? Я их буду убивать… Но убийства — не главное. Для того, чтобы уехать в Африку и забыть Россию, нужны деньги. Не хочу жить среди пигмеев и болеть их вшивой цингой, или чем они там болеют. В конце концов, может, я не захочу забывать Россию, значит я должен иметь возможность приезжать сюда на выходные. Такие варианты можно получить только за большие деньги. За очень большие деньги…
— Само собой, только где их взять? Банк, что ли, ограбить?
— О! В самую точку! Значит и тебе это приходило В голову. Хотелось банк ограбить?
— Конечно, хотелось. Мне и сейчас хочется. Только это ничего не значит. Мне и в Африку, может, хочется, а вместо Африки я на полюсе холода перед пьяными мордами уже полтора года стриптиз исполняю…
— И со мной такая же ерунда. И со всеми. Никто не может вырваться из круга несбыточных желаний. Но только однажды я себе сказал: хватит мечтать, надо делать. И вот, значит, теперь к делу… Три месяца назад я познакомился с этой Клепиковой… Которую, ну, ты видела… Оказалось, что она работает бухгалтером в одной темной конторе, которая «в черную» торгует водкой. У них есть подвал, под самый потолок набитый баксами. Эта самая Клепикова мне по пьяной лавочке проговорилась. Я ее три месяца «пасу» из-за этого подвала. Можешь не верить, но она мне противна, как чужие сопли… Извини…
— Ничего, я есть больше не хочу…
— …Она нужна только из-за этих денег. Она ко мне привязалась, или влюбилась, уж не знаю, но в общем, согласилась помочь. И как раз в этот день принесла очень важный ключ. Понимаешь?..
— Забавно, — задумчиво пробормотала Катя. — Ты действительно собрался ограбить фирму?
— Да.
— Точно не врешь?
— Нет.
— Ну, ты даешь! Никогда бы не подумала… Как-то ты не производишь впечатления человека, который может… Я не имею в виду, что не способен или что-то такое. Просто ты достаточно порядочный, что ли, для такого дела… Хотя, причем здесь порядочность?..
