Возничий — лишь свидетель, а не действующее лицо этой пьесы. А наше метасознание (точнее, то положение, которое мы занимаем, когда осмысляем отношения своего сознания с нашим мозгом) и есть тот самый возничий.
И конечно, ему бы очень не помешало достоверное знание природы животных, запряжённых в его колесницу!
Парадокс
Мы не сможем решить наши проблемы с тем же мышлением, которым мы создавали их.
Альберт Эйнштейн
Что ж, теперь я вынужден прерваться, чтобы сделать очередное «предупреждение». Боюсь, мы слишком увлеклись грандиозными планами о переустройстве своего будущего и позабыли о том, насколько всё в действительности плохо.
Метасознание — это, конечно, красивая идея. Но пока это только идея, нам ещё только предстоит научиться занимать это специальное и по-настоящему умное положение в отношении своего сознания и поведения.
Задумайтесь, мы же рассмотрели всего лишь несколько научных фактов, а кто-то уже, полагаю, устал слушать «всю эту теорию» и хочет «конкретных советов», а кто-то другой, наоборот, принялся критиковать автора и искать «нестыковки»
[8].
Такова логика нашего сознания — оно сопротивляется вдумчивому мышлению, сложному и всестороннему исследованию, по-настоящему глубокому проникновению в тему. Ему хочется быстренько во всём разобраться, придумать какую-нибудь концепцию скоренько, чтобы выглядело непротиворечиво, и вернуться к своей привычной лености.
Нам нравится представлять себя умными, интеллектуальными, но на самом деле мы редко о чём-то по-настоящему серьёзно задумываемся.
Думать — сложно. Это впадать в депрессивную тоску — легко. Легко что-то кому-то доказывать, побивая себя кулаком в грудь. Не нужно особого ума и для того, чтобы изрекать оценочные суждения, выдавая их за «сугубо личное мнение». Всё это — проще некуда, а вот думать — нет, это трудно.
То, о чём мы здесь говорим, не только важно, но ещё и очень сложно. Мы совершенно не привыкли так думать, а все эти научные факты о нашем сознании и поведении противоречат нашей интуиции, нашему самоощущению.
В начале книги я предложил вам занырнуть в кроличью нору и думаю, что большинству кажется, будто мы уже достигли её дна — вот-вот и Белый Кролик появится.
Разве всё это может быть ещё запутаннее? Мозг, сознание, возничий, колесница, мета-сознание... А ещё Либет с зелёными точками, Канеман с логотипами и Нисбетт с гарвардскими студентками. Сомелье, басинг, студенты с квартирами и «Хранители космоса»...
Куда уж больше и дальше?
Сожалею, но мы не преодолели пока и половины дистанции. В лучшем случае — нашли ключ. Теперь придётся поискать замок. Одно без другого — вещи, понятно, абсолютно бессмысленные.
Сейчас мы зайдём на следующий виток запутанности — и все парадоксы первой главы, поверьте, покажутся цветочками.
Осознайте этот важный факт: всё то, к познанию чего наш мозг эволюционно не предназначен, с неизбежностью будет казаться нам парадоксальным, а парадоксальное почти невозможно осознать.
Бесконечность Космоса, бесчисленные квантовые парадоксы, кодировка Жизни в последовательности нуклеотидов — всё это вещи абсолютно для нас непредставимые. Да, мы способны понять эти вещи формально-логически. Но мы не можем представить, как всё это происходит в действительности, на самом деле — почему, как именно, каким образом?
Наш психический аппарат не был эволюционно адаптирован к тому, чтобы заглядывать в эти скрытые от него аспекты и измерения реальности.
И наш мозг, наше мышление, наше сознание — не исключение. Это точно такой же потаённый от нас мир. Эволюция оснастила нас всем этим, но у неё не было причин открывать нам тайны устройства соответствующих механизмов: она их конструктор, это её епархия, а мы — лишь пользователи, созерцатели интерфейса.
Поэтому без парадоксов здесь не обойтись. Проблемы же возникают лишь тогда, когда нам вдруг по каким-то причинам становится «всё понятно».
Поверьте, ни один великий физик, биолог или психолог никогда бы не сказал вам, что он действительно понял свою дисциплину. Чем внимательнее вы вглядываетесь в то, к познанию чего эволюция вас не готовила, тем парадоксальнее и удивительнее открывающиеся вам факты!
«Если вы не пришли в ужас при знакомстве с квантовой механикой, — говорил великий Нильс Бор, — вы просто не можете её понять». И ровно то же самое я могу сказать о человеческой психологии.
Но этот ужас от ощущения зыбкости почвы, от возникающей то тут, то там неопределённости — не беда, не проблема, а самое настоящее благо!
Только эта вариативность и открывает нам путь к неизвестному. А именно это неизвестное, потаённое от остальных, мы и ищем.
Так физики, превозмогая физические парадоксы, построили атомный реактор и адронный коллайдер. Так и мы, осознавая парадоксы психологические, сможем изменить себя и свою жизнь.
Разговор с Пифией
После хрестоматийного разговора Нео с Морфеусом второй по значимости диалог в фильме «Матрица» — это его встреча с прорицательницей Пифией.
Само её имя — Пифия — отсылка к легендарному Дельфийскому оракулу античного мира. Над дверью в кухне прорицательницы написаны те же слова, которые когда-то были высечены над входом в храм Аполлона в Дельфах.
Эти слова, авторство которых ошибочно приписывается Сократу: «Познай себя!». И действительно, мы ждём, что сейчас Нео получит ответ на свой главный вопрос: Избранный он или нет? И нас ждёт поистине эпическое разочарование!
Полфильма нас готовят к этой встрече. Одни герои верят в Нео, другие — нет. Пифия должна дать ответ, разрешить спор, поставить все точки над «i»! Но милая женщина, пекущая печенье, отказывается.
Напротив, она словно специально изрекает целую череду несуразных, казалось бы, парадоксов, даёт множество противоречивых указаний и раз за разом погружает Нео в состояние всё большей неопределённости.
Пифия обращается к Нео:
— Я бы предложила тебе сесть, но ты всё равно откажешься. И не переживай из-за вазы.
— Какой вазы? — недоумевает Нео, неловко поворачивается, чтобы понять, о какой вазе идёт речь, и в это мгновение сбивает её локтем.
Ваза падает и разбивается на куски.
— Да этой, — улыбаясь, говорит Пифия.
— Как вы узнали? — недоумевает Нео (ну, конечно, идеальный вопрос к прорицательнице!).
— Ох, думаю, что тебе интересно другое: разбил бы ты вазу, если б я тебе не сказала?
