Они опять переглянулись. Да что вы как двойнёвые близнецы, всё переглядываетесь?
– Через час начнём ориентировать группы. За час до рассвета – атака.
– Только бы они не слиняли оттуда, – сказал другой.
Как привычно стало слышать от людей этого времени анахронизмы. А Громозека посмеивается:
– Чё?
– Геринг. Шеф летчиков – Геринг. А Геббельс – главный пропагандист.
– Да? Да их хрен разберёшь! Как у эльфов – все на «Г». Они все с одного клана?
– А кто такие эльфы? – спросил один аналитик под наше с Громозекой ржание.
– Есть такие, что помогают жителям Гондора, гондонам, – ответил Громозека, что ещё больше развеселило нас. Какие эльфы, какие гондорцы? Как это было далеко, как это было смешно!
План был хорош. И уже стал типовым. Так сказать, подчерк появился у моего штаба. Свой стиль. Мой стиль.
План такой – одна группа со средней дистанции открывает шквальный огонь из всего, что есть по месторасположению цели, две группы, под прикрытием огня, с флангов сближаются на расстояние броска и по сигналу – а сигнал – прекращение обстрела первой группы, меняющей позиции – бросаются в атаку. И ещё одна группа сидит в засаде. Как раз с той стороны, откуда мы не атакуем. Предыдущие три раза немцы ломились как раз в западню, на залпы Единорогов и трассеры пулемётов.
Щелчок в эфире. Одна группа на месте. Я в составе ещё одной. О, ещё щелчок. Ждём четвёртую группу.
А у немцев – тихо. Почти. Кто-то долбит кувалдой по стальной болванке – в ночи грохот далеко разносится. Сверкает электросварка, рычит лишённый глушака электрогенератор, едва слышно шипит, бросая неровные вспышки, автоген. Рембат. Может, мы ошиблись, может, это не кампфгруппа, а просто – рембат? А благосклонность люфтваффе? Командир ремонтников имеет приятеля в штабе авиагруппы?
К чёрту! Всё одно их убивать!
А вот и щелчок! Огонь!
Ряд вспышек, грохот выстрелов орудий, почти мгновенно – взрывы. Вспышки, вой сирены, ещё взрывы – залпов орудий теперь не слышно. Теперь можно и по рации потрепаться:
– Малыш, вызывает Пух.
– Слышу тебя, Пух.
– Как отстреляешься, всю малышню веди в лобовую.
– Понял, Пух, в лобовую.
Все свои танки я привёл. Рисковал, конечно. Т-34, да и Т-34М ревут даже громче Единорогов. Сильно громче. И сверкают пламенем выхлопа из «глушителей», которые не слишком и глушат. Они сейчас в километре стоят, ведут огонь навесом через головы первого группы. Всего – десять танков. Силища! Это только Т-34. Куцых я и танками не считаю. Пусть машинами сопровождения работают.
Эфир зашипел помехами включившейся в работу глушилки. Рискуем аппаратом, конечно, но надо получить временную фору.
Красная ракета. Обстрел закончился, как отрезали. Блин, как же они ревут! Немцы засуетились.
– В атаку! – заорал я и побежал.
Рядом Громозека и бойцы комендантского взвода, довольные, как обожравшиеся бегемоты, улыбки от уха до уха – наконец-то их пустили в бой. А то всё бочки таскай да ящики катай.
– Атас!
Я рухнул на землю. Взрывы гранат, мат. По-нашему и не по-нашему. Крики, беспорядочная стрельба. Я опять опаздываю! Опять всех немцев без меня перебьют!
Стадом изрыгающих огонь носорогов по селу прокатились наши тридцатьчетвёрки, давя, сминая, отбрасывая, круша. За ними – сплошной мат-перемат. Это Кровавые Вороны сыплются с брони. Решили километр прокатиться? Теперь прыгайте! Вы же десант! Там прыгать надо было, за околицей. Лентяи!
На меня вылетели два немца. Ура! Я – с мясом! Я только начал наносить удар штыком, а они оба взорвались кровавыми фонтанами и улетели, как кегли при страйке в кегельбане.
– Громозека! Ну кто же из пулемёта в упор стреляет? Это же не эстетично! Я весь в крови этих ублюдков!
– Штыком – эстетичнее?
– Ты в следующий раз их из пушки приголубь!
– Обязательно! Гранатомёты скорее бы сделали, что ли! – ответил мне этот мечтатель. Всё ждёт, когда ему предоставят гранатомёты, в которые он заранее влюбился, зная гранатомёты только по моим рассказам. Хотя я и сам гранотомёты эти видел только по телеку.
Повоевать мне всё же удалось. Я с разбега рыбкой нырнул в маленькое окошко хаты, кувырок, сбил с ног подсечкой одного немца в панталонах, выхватил ТТ, два сдвоенных выстрела – в немца в углу и в этого, у моих ног. Оба только в белье. А не надо спать во время боя, ослы! Или взрывы вам не намёк на побудку и выдвижение на место несения службы?
– Чисто! – крикнул Громозека из сеней.
– Чисто! – ответил я, шаря пистолетом по углам. – Чердак проверь!
– Атас! – закричал Громозека, кидая гранату в духовое окошко.
– Не стреляйте! – оттуда крик. Мальчик. Твою!
– Прыгай, граната!
Серый росчерк падающего тела, мы прыгаем, чтоб поймать, ловит Громозека, падаем. Глухой взрыв гранаты. Стон.
– Ты ранен?
– Вы тяжелые.
– Громозека, у тебя в голове мозги или творог?
– Откуда мне знать, что он там?
– Радиус сплошного поражения Ф-1 – триста метров, баран! Эта изба для неё – бумага. Ты нас мог убить!
– Всегда так делали, чёй-то никого не прибило! А за барана – я тебе припомню. Утром же!
– Ты чё там, наверху, делал? – это уже мальчишке.
– Прятался. От немцев. Они мамку как стали бить, так я и сбёг.
– И где она?
– Они её в подпол заперли.
– Гро…
– Уже!
– И как давно?
– Три дня. Дяденька, а у вас есть поесть? Или хоть попить?
Конечно, есть. У меня всегда заначка с собой. Отдал ему пачку трофейных галет. Он взял одну печеньку, пачку вернул.
– Всю бери. Только зараз не ешь, жуй тщательней, по чуть-чуть, а то желудок свернётся.
И тут Громозека вынес мать этого мальчика.
– Мама! – взвизгнул мальчишка, крошки галет полетели из рта, пачка упала на вытоптанную землю двора, он побежал к матери.
Я окаменел – по лицу Громозеки и виду женщины всё понял.
Так, вздохнуть, выдохнуть, ещё, ещё.
– Тёплая ещё, – буркнул Громозека.
Вот почему эти ублюдки были ещё в неглиже, вот почему они были в доме, а не на огневых! Если бы мог, убил бы ещё раз! Но я прекрасно помню, как вылетали чёрные фонтаны из их гнилых голов.
– Связь мне, быстро! – взревел я паровозом.
Всё верно, бойцы моей охраны, они же комендантский взвод, были рядом. Они учли, как отрицательно сказалось на моём моральном состоянии отсутствие фрагов в прошлом бою, «выделили» мне на зачистку этот дом, безобидный, с виду.
