Модель плывущего трилобита Parabarrandia, погруженная в резервуар, где имитируется водный поток. Струи краски справа показывают превосходные характеристики обтекания
Но вот что забавно: при всем том, что у трилобитов имелись изумительные и сложные глаза, многие трилобиты могли обходиться вовсе без них — они были слепыми. Значит, от глаз можно было легко отказаться. В некоторых случаях удается даже проследить, как это происходило. У примитивных видов глаза были большими, а в череде видов-потомков или дочерних видов глаза все уменьшались и уменьшались, пока на пути лицевых швов не оставалось ни одной линзы. У некоторых родственников Thnucleus осталось всего по одной линзе на верхушках подвижных щек. Мы с моим коллегой Бобом Оуэнсом из Национального музея Уэльса собирали трилобитов в уэльских местонахождениях, и нам встретилось с десяток или больше видов слепых трилобитов; похоже, они жили в таких условиях, где света не было вовсе, где царствовала тьма. В соответствующем стиле выглядел и сам карьер, где мы собирали трилобитов, — сумрачно-тяжелый, с глинистыми ордовикскими породами черного цвета, видимо, мало изменившимися с тех самых древних времен. И вот мы искали в этом черном карьере черных трилобитов, живших давным-давно в черном иле. Мои глаза, наверное, никогда не обретут былую остроту. Но удивительно, что среди безглазых трилобитов находились вдруг другие — пловцы с огромными глазами. Мы сразу догадались, что они плавали высоко над осадком, в котором рылись незрячие твари. А соединились они уже после смерти. Глаза исчезли, потому что в тех условиях они стали излишним украшением. Эти трилобиты были сродни некоторым пещерным ракообразным, у которых, что ни день, описывают новый вид: блеклые создания, утерявшие все краски тела и яркость глаз. Когда их поднимают на свет, они выглядят нездорово, как клубни, слишком долго пролежавшие в подвале. Они, конечно, не больны, просто избавились от роскоши, ненужной в их темном окружении.
Слепые трилобиты не обязательно обитали в глубоких водах, хотя там они, скорее всего, были обычнейшими созданиями; например, они могли жить в норках. И не обязательно смотреть на безглазых трилобитов как на вырожденцев. Нас учили, что животные в своей геологической истории так или иначе достигают стадии расцвета, а потом следуют виды, которые в конце концов вымирают, — и это стадия упадка. Таковой рисуется бренность человеческой жизни, и этот образ наложен на геологическую историю. Слепых или специализированных созданий можно обозвать выродками или паршивой овцой, совсем как в порядочных семьях называют отпрыска, подцепившего стыдную болезнь и промотавшего семейное состояние. Когда-то этот сценарий эволюционного развития казался мне вполне привлекательным, и, может быть, из-за этого эволюционная история выглядела такой знакомой. Но дело в том, что подобная трактовка была сопряжена с некоторыми не совсем точными толкованиями дарвиновской приспособленности. Думалось так: одни животные были предназначены (в буквальном смысле) для темных склепов, из которых они никогда не выходили, другие, более приспособленные, процветали и дали богатое эволюционное потомство. Но интересно, что я не знаю ни одного примера, когда в ходе исторического развития глаза исчезали, а затем формировались повторно. Совершенно очевидно, что примитивные трилобиты имели глаза, и их потеря всегда без исключения была вызвана последующей адаптацией. И подобно утраченной невинности зрение никогда не появлялось заново. Важно при этом помнить, что все слепые трилобиты были великолепно экипированы для своих нужд и своего времени. Иногда они превосходили по численности своих зрячих свойственников. В Шропшире, в Англии, недалеко от необычного холма под названием Рикен есть речка Шентон, ее берега сложены мягким зеленоватым слоистым сланцем. Эти сланцы покрыты остатками трилобитов Shumardia — миниатюрного создания с шестью туловищными сегментами и глабелью в форме туза пик. Таких много в ордовикских породах Аргентины, я также собирал их сотнями в южном Китае. Миллионы и миллионы их населяли ордовикский мир. Будь у нас моральное право судить об адаптивном успехе на основе этих признаков, нужно было бы учесть еще и те возможности, которые открывает сама природа: вот совершенный трилобитовый глаз со всеми приспособлениями — и вот трилобит, который с успехом его эксплуатирует, добывая пищу и спасаясь от противников, но вот слепой трилобит, отринувший этот совершенный орган, и он в донном мягком иле свою потерю тоже с успехом использует. Прославленное природное богатство складывается из множества адаптации, так есть и так было во времена трилобитов.
В истории о трилобитовых глазах с отчетливостью виден принцип последовательных открытий. Именно так работает наука. По мере того как мы узнаем новое, рождаются и новые вопросы, требующие ответа. От кальцита мы перешли к расчетам, которые утвердили определенные гипотезы. Воображение, конечно, сыграло свою роль, но в отличие от строк Кольриджа «Грезы из сна, несказанный мираж…»
[25] нам нужно грезы превращать в материальные слова, которые сложатся в научную публикацию. Продвижение в наших открытиях зависело в первую очередь от исследования разных типов глаз, а затем от расшифровки их устройства, от понимания, как они работали. Рассматривая и узнавая разные типы глаз, ученый тоже занимается систематикой, но не так, как таксономист, хотя для той и другой систематики требуется человеческая способность к сортировке вещей. Изучение хрустальных глаз все еще не окончено. Пока я писал эту книгу, подоспела еще одна работа венгерского исследователя, в которой доказывается, что у трилобитов было даже бифокальное зрение!
[26] Неизвестно, как воспримут идею о бифокальности следующие поколения исследователей. Но зато известно, что в этой области науки будет еще много нового и любопытного. Воображение и тщательность, на которых зиждется любая наука, пока не раскрыли до конца всех секретов: мы ведь помним, что есть глубина знания, а есть глубина понимания.
Глава 5.
Трилобитовый взрыв
Как волшебен театр! Вот поднимается занавес, и ты моментально переносишься в чужую жизнь. В программках не печатают краткой истории персонажей, предваряющей события на сцене. Да и не нужно никаких дополнительных историй, достаточно тех, что разворачиваются перед нами в течение двух-трех часов, пока мы уютно сидим в театральных креслах. И если пьеса хороша — и не только пьеса, а любое другое произведение искусства, — то для полноты переживаний нам хватит и того объема, какой для нее отведен; мы не будем терзаться из-за неизвестности, что было с персонажами раньше, нам нужно знать только то, что Макбет справился с угрызениями совести и возвысился над своими противниками.
