Человек поднял глаза, храбро расправил плечи.
— Соломон Кейз, — ответил он.
— Отец Соломон?
— Еще нет, — признался священник. — Брат Соломон.
— Ты человек Церкви или короны?
— Почему ты думаешь, что это не одно и то же? — ответил Кейз уклончиво.
Лютиен тепло улыбнулся и откинул свой плащ, открыв обнаженный меч, который поспешил вложить в ножны.
— Я знаю, что это разные вещи, — ответил он.
Соломон Кейз не стал спорить.
Пока Лютиен был вполне доволен тем, как складывается разговор. У него возникло четкое ощущение, что для Кейза Бог и Гринспэрроу — это не одно и то же.
— Циклопы? — спросил он, указав на украшенное синяками лицо священника.
Кейз опять опустил глаза.
— Вероятно, преторианская гвардия, — продолжал Лютиен. — Явились с гор, где мы их разгромили. Они прошли через ваш городок весьма поспешно, украли и забили ваших лошадей, забрали все ценное, чтобы это не досталось нам, эриадорцам, и приказали жителям Пипери и, возможно, гарнизону циклопов сражаться до последнего.
Кейз поднял глаза, его мягкие черты отвердели, он пристально смотрел на проницательного юношу.
— Вот так все и происходило, — закончил Лютиен.
— Ты ожидаешь, что я буду это отрицать? — спросил Кейз. — Я не впервые столкнулся с жестокостью циклопов, и для меня она не стала сюрпризом.
— Они — твои союзники, — сказал Лютиен, и в его слегка поднявшемся голосе прозвучало обвинение.
— Они — воины моего короля, — поправил Кейз.
— Это не слишком хорошо характеризует его, — быстро отреагировал Лютиен. Оба мужчины замолчали, давая схлынуть напряжению. Ни одному из них не хотелось ссоры, потому что каждый быстро пришел к выводу, что эта неожиданная встреча может привести к положительным результатам.
— Это была не только преторианская гвардия из Айрон Кросса, — признался Кейз. — Многие циклопы принадлежали к нашему собственному гарнизону. Даже старый Аллаберксис, который живет в Пипери с самых давних…
— Старый? — перебил его Лютиен. Пожилые циклопы были большой редкостью.
— Самый старый одноглазый из всех, кого я когда-либо видел, — сказал Кейз, и резкая интонация его голоса подсказала Лютиену, что этот Аллаберксис тоже принимал участие в нанесении побоев бедолаге священнику.
— Старый и морщинистый, — добавил Лютиен. — Бежал на юг с небольшой командой преторианских стражников. — Выражение лица Кейза подсказало ему, что он попал в цель.
— Увы Аллаберксису, — ровным голосом продолжил юноша. — Мой конь оказался быстрее.
— Он мертв?
Лютиен кивнул.
— А где его кошель? — негодующе спросил Кейз. — Общинные деньги на приобретение семян для жителей, деньги, честно заработанные и необходимые…
Лютиен поднял руку, прервав его:
— Их вернут, — пообещал он. — Позже.
— После того как Пипери будет разграблен! — воскликнул Кейз.
— Этого вполне может не произойти, — спокойно сказал Лютиен, подавив взрыв со стороны священника еще до того, как тот по-настоящему созрел.
Последовала еще одна пауза, пока Кейз ждал объяснения этому более чем интригующему заявлению, а Лютиен обдумывал, как ему начать важный разговор. Он догадывался, что Кейз обладает определенным влиянием на горожан; церковь содержалась в хорошем состоянии, и жители Пипери явно доверяли священнику, раз у него хранились общинные деньги.
— Мы, армия Эриадора и Дун Дарроу, пришли сюда не как захватчики, — начал Лютиен.
— Но вы силой вторглись к нам, перейдя границу!
— Мы защищались, — объяснил Лютиен. — Хотя между нашими королями было подписано перемирие, война Эйвона с Эриадором не закончилась. Наши деревни вдоль всего Айрон Кросса постоянно уничтожались.
— Но это набеги циклопов, — возразил Кейз.
— По приказу Гринспэрроу, — ответил Лютиен.
— Ты уверен?
— Ты видел преторианскую гвардию, спустившуюся с гор? — спросил Лютиен. — Они что, только что явились в Айрон Кросс, чтобы противостоять нашему маршу, или они были там все время, провоцируя войну с Эриадором?
Кейз не ответил. Честно говоря, сказать ему было нечего. За последние несколько недель на север не прошел ни один отряд гвардейцев.
— Гринспэрроу сам вынудил нас двинуться маршем на юг, — настаивал Лютиен. — Он заставил нас вести войну только потому, что мы хотим сохранить нашу свободу!
Кейз расправил плечи. По его лицу было видно, что он верит Лютиену или, по крайней мере, не считает его слова сплошной ложью, но поза священника оставалась по-прежнему напряженной.
— Я предан Эйвону, — сообщил он юному Бедвиру.
— Но не Гринспэрроу! — парировал Лютиен без малейших колебаний. — Он даже не почитает нашего общего бога. Послушай, его союзники — демоны, я знаю это, потому что не однажды сам сражался с этими порождениями ада, на себе ощутил ауру зла, которая их окружает, видел, как дьявольское создание вселилось в тело одного из герцогов, приверженцев Гринспэрроу.
Кейз вздрогнул. Лютиен понял, что тот и раньше слыхал разговоры о дьявольских союзниках и потому не мог оспаривать его слова.
— Откуда мне знать, что ты не принадлежишь к захватчикам, сеющим смерть? — спросил Кейз.
Лютиен вынул меч, перевел взгляд с его блестящего острия на побелевшего священника.
— Почему же тогда ты еще жив? — спросил он.
Младший Бедвир торопливо опустил меч обратно в ножны, не желая еще больше пугать и без того испуганного человека.
— Пипери должен сам решить свою судьбу, — сказал он. Затем оглянулся на восточные окна и увидел, что небо стало светлеть. — Я не требую от вас помощи или присяги на верность моему королю, и я даю слово, что ваш город не будет разрушен, а ваши деньги возвратят. Но если вы выступите против нас, не сомневайтесь, мы убьем вас. Эриадор вступил в войну, и мы ведем ее против любого, кто сохраняет верность дьявольскому королю Гринспэрроу.
С этими словами Лютиен поклонился и пошел к выходу.
— Что же мне делать? — воскликнул Кейз. Лютиен остановился у двери и повернулся к нему лицом.
— Как я могу помешать людям, которые хотят защитить свои собственные дома? — спросил священник.
— Им не придется обороняться, — мрачно сказал Лютиен и вновь повернулся к выходу.
— Но ведь времени не осталось! — взмолился Кейз. — Посмотри, уже почти рассвело!
Лютиен остановился в дверях.
— Я сумею задержать их, — пообещал он, хотя сам сомневался в собственных словах. — Я могу дать тебе время до полудня. Церковь объявляется святым убежищем для всех, кроме одноглазых.
