Затем на простом листе почтовой бумаги, в присутствии маршалов Мортье и Мармон, Орловым был составлен проект капитуляции Парижа в 8 статьях.
Ст. I. Французские войска, состоящие под начальством маршалов герцогов Рагузского и Тревизского, очистят Париж 19 марта к 7 часам утра.
Ст. II. Они возьмут с собой всю артиллерию и тяжести, принадлежащие этим двум корпусам.
Ст. III. Военные действия должны начаться вновь не прежде как два часа спустя по очищении города, т. е. 19 марта в 9 часов утра.
Ст. IV. Все военные арсеналы, заведения и магазины будут оставлены в том состоянии, в каком находились до заключения настоящей капитуляции.
Ст. V. Национальная гвардия, пешая и конная, совершенно отделяется от линейных войск. Она будет сохранена, обезоружена или распущена по усмотрению союзников.
Ст. VI. Городские жандармерии разделят вполне участь Национальной гвардии.
Ст. VII. Раненые и мародеры, которые найдутся в городе после 9 часов, останутся военнопленными.
Ст. VIII. Город Париж предается на великодушие союзных государей.
Маршал Мармон прочел эти пункты вслух всем присутствовавшим и сказал, что ничего в них изменять не надо, и поручил полковникам Фавье и Дюсис подписать акт.
Было далеко за полночь, когда Орлов отправился с французскими уполномоченными в замок Бонди. Уполномоченные были приняты Нессельроде, а сам Орлов отправился с докладом к государю.
«Ну, — сказал государь, — что вы привезли нового?» — «Вот капитуляция Парижа, государь». Император прочел переданную ему Орловым бумагу. «Поцелуйте меня. Поздравляю вас, что вы соединили свое имя с этим великим происшествием».
Государь выслушал все подробности составления капитуляции, а также и поручение Талейрана «Теперь это еще анекдот, — сказал государь, — но может сделаться историей».
Ночь с 18 на 19 марта кавалергарды провели у ворот Пантен, где они получили приказание «быть готовыми к 7 часам пополуночи в наилучшей чистоте и исправности для входа в город Париж».
Но и без этого приказания войска приводили свое обмундирование, насколько это было возможно, в наилучшее состояние. Настроение у всех было накануне этого торжественного дня особенно приподнято, и ночи не существовало. К тому же уже до рассвета бивак был полон парижанами, главным образом — парижанками, предлагавшими водку, вино и… самих себя.
Еще с Германии солдаты прозвали вино «вейном», во Франции водку от «boire la goutte» окрестили «бурлагутом», а любовные похождения называли странным словом «трик-трак», и этими тремя удовлетворялись все несложные пожелания солдата на походе.
Ровно в 8 часов утра государь, в черном кавалергардском вицмундире при Андреевской ленте, выехал из замка Бонди. Под ним был серый конь Эклипс, подарок Коленкура еще в бытность его французским посланником в С.-Петербурге.
Долгожданный день отмщения Москвы наступил. Несметная толпа народа стояла у ворот Пантен. По мере приближения войск к центру города толпа все увеличивалась. Окна, балкона и даже крыши домов и деревья — все было запружено сплошной человеческой массой. Народ кричал, махал платками, бросал цветы под ноги проходивших полков, особенно — русских. Крики «Vive la Russie! Vive Alexandre!» не смолкали во все время прохождения русских полков. Первую ночь войска расположились как попало. На Елисейских Полях, в Булонском лесу и прямо на улицах Парижа.
В тот же вечер государь отправил в С.-Петербург бывшего командира кавалергардов Голенищева-Кутузова курьером с известием о взятии Парижа: «Поспешай, как наиможешь. Обрадуй матушку и жену». 13 апреля пушечные выстрелы с верков Петропавловской крепости возвестили жителям столицы о приезде Кутузова с радостной вестью.
На следующий день войска были кое-как размещены по различным казармам Парижа и в его окрестностях. Кавалергарды вместе с конной гвардией стали в Ecole Militaire. Депрерадович и штаб дивизии — в № 11, rue Madame.
Казалось, что после двух лет боев, тяжелых походов и лишений войска смогут насладиться долгожданным и заслуженным отдыхом. Но на деле вышло иначе. На армию посыпались парады, смотры и разводы, так что «солдату в Париже стало горше и тяжелей, чем на походе». Офицерам было запрещено отлучаться из казарм. Город был оцеплен двойной линией постов. Кроме того, каждый полк в своем расположении высылал круглые сутки патрули и разъезды.
Париж был разделен на три участка, во главе которых были назначены генералы. Расположение полка вошло в участок прусского генерала фон дер Гольца. Генерал-губернатором Парижа был назначен русский генерал барон Сакен, комендантом — русской службы флигель-адъютант государя, французский эмигрант граф Рошешуар. И Сакен и Рошешуар главную целью своего назначения видели в мелочных придирках и притеснениях войск, чем заслужили всеобщую к себе ненависть.
Конечно, после стольких лет походной жизни было трудно сразу окунуться в обстановку казарменной жизни. Тем более что победители Наполеона первые десять дней форменно голодали и для своего пропитания были принуждены захватывать самовольно проходящие транспорты с фуражом и продовольствием. Со временем все это наладилось. Офицерам было разрешено жить на частных квартирах и носить штатское платье. Каждому ежедневно отпускались кормовые деньги: 3 франка — корнету, 4 — поручику, 5 — штабс-ротмистру, 6 — ротмистру и 10 — полковнику. Государь выдал всей своей Армии полный годовой оклад не в зачет. Таким образом, денег оказалось много, тем более много, что банкиры легко учитывали русские векселя по простому удостоверению командира корпуса, что данное лицо владеет в России недвижимым имуществом.
Центром веселящегося Парижа был Пале-Руайяль с прилегавшими улицами и бульварами. В особенности бульвар des Italiens, на котором к 4 часам собирался весь свет и полусвет Парижа. Кафе Very и Tortini и ресторан des Freres Provencaux были излюбленными местами русского офицерства.
Однажды в кафе Very вошел кавалергард В.В. Шереметев с целой компанией офицеров. Кафе, как всегда, было полно. Среди присутствовавших были и французские офицеры, заметно навеселе. Завидя вошедшего Шереметева, они направились к нему навстречу с бокалами в руках, предлагая выпить за здоровье Наполеона. На это предложение последовал громкий ответ Шереметева: «Il faut etre un vrai m'enfichiste pour boire a present a la sante de l'Empereur Napoleon. Il fallait mourir en le defendant»
[56].
Среди офицеров полка молодой 16-летний корнет Н.Н. Тургенев отличался необыкновенной силой. В числе прочих своих молодых товарищей он часто посещал гимнастические залы Парижа, среди обычных посетителей которых было всегда много англичан. Как-то раз между ними и русскими зашел спор, кто сильней. Стали пробовать силу на особом аппарате, показывавшем на отдельной шкале силу каждого. Когда очередь дошла до Тургенева, то он не только оттянул рычаг до отказа, но вытянул весь аппарат с его подставкой. Англичане пришли в неописуемый восторг и победителя отнесли на руках в ближайшее кафе.