Не исключено, что после провала июньского наступления Керенский вообще связывал спасение власти российских имущих классов не с внутренней ситуацией, а исключительно с внешней. Осторожные меры по укреплению порядка он мог считать достаточными для того, чтобы дотянуть до выборов в Учредительное собрание с относительно благоприятным исходом и до того момента, когда западные союзники России окончательно задавят Германию. А пока крайне опасно раздражать зверя левого экстремизма каким-то радикальным наступлением на «завоевания революции». Если он действительно так полагал, то такая его тактика, как показали последующие события, была единственно реалистичной. Ибо только она могла худо-бедно предохранить российскую элиту от новых сокрушительных ударов революции. Но большая часть элиты этого не понимала. В какой-то момент она почувствовала себя достаточно сильной, чтобы обойтись, если понадобится, без своего «главноуговаривающего».
Представляется, что изложенных мотивов достаточно для понимания совершившихся в конце августа 1917 г. событий. 17 августа Керенский согласился на создание правительственной комиссии по разработке законопроекта о военно-революционных судах в фабрично-заводских районах и на железных дорогах. Пока это только — планы на будущее. А уже 20 августа Временное правительство приняло постановление, объявляющее Петроград и Петроградскую губернию на военном положении. В это постановление оставалось лишь внести дату и подписать… Но Керенский не торопился этого делать.
Тем временем Корнилов, с ведома Керенского, сосредотачивал вокруг Петрограда войска, которым надлежало заняться «водворением порядка» в столице. В треугольнике железных дорог Невель — Великие Луки — Новосокольники был дислоцирован 3-й конный корпус под командованием генерал-майора Александра Крымова. В корпус входили казачьи 1-я Донская и Уссурийская дивизии, а также Дикая (или Туземная) дивизия.
Последняя состояла из уроженцев Кавказских гор и Туркмении и отличалась неистовостью не столько в бою, сколько по его окончании — в отношении пленных солдат противника и мирного населения. Добровольческие части из мусульман Кавказа и Средней Азии (от обязательной службы в российской армии мусульмане были свободны) не знали революционных нововведений вроде комитетов и сохраняли воинскую дисциплину старого образца. По всем этим качествам Дикая дивизия, казалось, идеально подходила для создания в Петрограде обстановки террора. Про её солдат говорили, что «туземцам всё равно, куда идти и кого резать»
[140].
Вырисовывалась довольно «пикантная» по нынешним понятиям картина: Корнилов, человек с монгольскими корнями, во главе кавказцев и туркестанцев идёт усмирять русскую столицу!
Интересна и фигура командира корпуса, генерала Крымова. Он намечался в главные исполнители дворцового переворота в конце 1916 — начале 1917 г., когда заговорщики планировали остановить царский поезд и заставить Николая II отречься от престола. Судьба распорядилась так, что переворот пришлось производить в иной обстановке, и Крымов в нём непосредственно не участвовал. И вот Крымов снова — ключевая фигура заговора. После провала авантюры Корнилова он, по официальной версии, покончил с собой. Крымов унёс с собой в могилу многие тайны, касавшиеся подготовки двух государственных переворотов…
Корпус Крымова планировалось ввести в Петроград по получении известий о выступлении в городе большевиков с целью захвата власти. Одновременно с севера в столицу должны были войти части 1-го конного корпуса генерал-лейтенанта Александра Долгорукова, дислоцированного в Финляндии. Корпус был подчинён военному министру, то есть Керенскому. Корнилов безуспешно добивался от Керенского передачи в ведение Верховного главнокомандующего всех войск, находившихся в районе Петрограда и в Финляндии. Но Керенский по понятным причинам хотел сохранить за собой контроль над войсками в столичном регионе. Тогда Корнилов вызвал Долгорукова в Ставку и добился от него заверений в личной лояльности.
Для создания обстановки, оправдывавшей ввод войск, в Петрограде готовилась инсценировка большевистского выступления. Этой работой занималась некая офицерская организация, получавшая субсидии от предпринимательских кругов. Связанная с этим история достаточно темна, но «серьёзность» этой подготовки довольно ярко высвечивается следующими фактами. Никакие «переодетые большевиками» провокаторы на улицу так и не вышли, а офицеры, руководившие организацией, были арестованы, когда в буквальном смысле «отмывали» полученные средства в пьяных притонах.
Вообще, история единственного в российской практике XX века государственного переворота, во главе которого попыталась встать армия, донельзя трагикомична. Сам Корнилов слабо разбирался в политической обстановке. Он не видел разницы между «умеренными» социалистами и большевиками, а под конец причислил к последним и Керенского. Он заявлял своему начальнику штаба генерал-лейтенанту Лукомскому, что «пора немецких ставленников и шпионов во главе с Лениным повесить, а Совет рабочих и солдатских депутатов разогнать, да так, чтобы он больше нигде и не собрался», видимо, полагая это дело очень лёгким для выполнения. Недаром в военных кругах кто-то (по всей видимости, сам генерал Алексеев) пустил крылатый афоризм, что у Корнилова «львиное сердце, а голова овечья»
[141].
Двусмысленной видится роль элитных финансово-промышленных кругов, вначале толкавших Корнилова на радикальные действия, но в решающий момент отказавших Корнилову в какой бы то ни было поддержке. Вероятно, главную роль здесь сыграло то обстоятельство, что события повернулись не совсем так, как хотелось им вначале. Верховный главнокомандующий и законное правительство, вместо сотрудничества по наведению порядка, оказались по разные стороны баррикад. Буржуазия не решилась поддержать мятежного Главковерха. Впрочем, и до попытки переворота элитные круги больше на словах выражали свою солидарность с Корниловым. Своими материальными средствами они жертвовать не спешили.
Возникает вопрос: могло ли предприятие Корнилова увенчаться успехом, если бы российская буржуазия расщедрилась на подготовку подпольной организации и поручила это дело не пропойцам, а дельным людям? Сам факт, что работа подпольщиков была пущена на самотёк и не контролировалась спонсорами, свидетельствует, что вся затея изначально не рассматривалась серьёзно.
Роль либеральной буржуазии в этих событиях была по сути провокационной. Всячески подталкивая представителей военной элиты к открытому выступлению, сама она собиралась выждать до того момента, когда определится его исход. То есть готовилась к тому, чтобы, независимо от всего, сохранить власть. На эту провокационную роль указывали и некоторые из либералов. Так, В.А. Маклаков (которого А.И. Солженицын в «Красном Колесе» характеризовал как «умнейшего из кадетов») говорил в дни, предшествовавшие Корниловскому мятежу, председателю Союза офицеров подполковнику Л.H. Новосильцеву: «Передайте генералу Корнилову, что мы его провоцируем… Ведь Корнилова никто не поддержит, все спрячутся»
[142].
[143]
