Благодаря работе полевых ремонтных подразделений утром 13 июля в трех танковых дивизиях 2-го танкового корпуса СС, несмотря на потери за предыдущие сутки, в строю находилось 250 танков и САУ (~ 50 процентов от первоначального количества); в двух танковых и одной моторизованной дивизии 48-го танкового корпуса оставалось 199 танков и САУ (~ 30 процентов от первоначального количества); в трех танковых дивизиях 3-го танкового корпуса — около 80 боевых машин (~ 20 процентов от первоначального количества)
485. Эти данные показывают, что основной ударной силой немецких войск на южном фасе Курского выступа продолжал быть 2-й танковый корпус СС на Прохоровском направлении. В танковых частях дивизий лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» и «Рейх» на 13 июля оставалось 133 боеспособных танка и САУ (в том числе три «Тигра»), а дивизия «Мертвая голова» располагала броне-группой из 117 танков и САУ, хотя, учитывая потери в боях за 12 июля, среди них было не более 50—60 боеготовых машин, включая один или два «Тигра»
486. Согласно другим данным
487, на 13 июля во 2-м танковом корпусе СС насчитывалось около 250 боеготовых танков и САУ, включая 4 танка типа «Тигр» и 11 трофейных танков Т-34, причем в дивизии лейбштандарт СС «Адольф Гитлер» оставалось до 50 боеготовых танков и 20 САУ; в дивизии «Рейх», где удалось отремонтировать большую часть боевых машин, их число увеличилось до 83 танков и 24 САУ; в дивизии «Мертвая голова» осталось 54 танка и 20 САУ.
В то же время постепенное накопление потерь привело к тому, что подвижные соединения, действовавшие в составе оперативной группы «Кемпф», а также на Обоян-ском направлении — в составе 48-го танкового корпуса, практически утратили свою ударную силу. Поддерживать их боеспособность позволяло только то, что значительное число бронетехники находилось в краткосрочном ремонте (например, к вечеру 12 июля на сборных пунктах аварийных машин во 2-м танковом корпусе СС насчитывалось 122 танка и САУ, восстановление которых ожидалось в течение ближайших четырех дней
488). Соответственно, в случае продолжения наступления ослабленные танковые дивизии германских танковых корпусов теперь должны были теснее взаимодействовать друг с другом на своих участках.
С другой стороны, действия русских по эвакуации и ремонту своих подбитых танков, находившихся на линии соприкосновения сторон, всячески затруднялись противником, который вел по нейтральной полосе минометный и пулеметный огонь. В Красной армии боевая техника эвакуировалась на сборные пункты аварийных машин и восстанавливалась ремонтными ротами при танковых бригадах, корпусными подвижными ремонтными базами и армейским ремонтно-восстановительным батальоном, с привлечением сил и средств боевых частей и подразделений. По причине малой мощности и слабой защищенности тягачей и тракторов буксировка подбитой бронетехники с поля боя осуществлялась специально предназначенными для этого безбашенными танками или, в связи с их небольшим числом, исправными боевыми машинами. Восстановление поврежденных деталей во фронтовых условиях на армейских и корпусных подвижных ремонтных базах проводилось только при помощи механического оборудования, без возможности термообработки, причем удаленность армейских и фронтовых складов (до 150—300 км) не позволяла оперативно доставить необходимые узлы механизмов и запасные части. Недостающие части приходилось добывать с безвозвратно потерянных машин, что требовало дополнительных усилий по их обследованию и эвакуации. Соответственно, например, одна из танковых бригад 29-го танкового корпуса смогла в ночь на 13 июля эвакуировать только восемь поврежденных машин, а по корпусу в целом за ночь было отремонтировано три танка и одна САУ
489. Для того чтобы ускорить восстановление боеспособности 5-й гвардейской танковой армии, командование Воронежского фронта передало в ее состав подвижную ремонтную базу из 38-й армии
490. Кроме того, уже 15 июля танковая армия была пополнена новой боевой техникой.
Вместе с тем оперативные действия противника по уничтожению поврежденной советской бронетехники привели к тому, что безвозвратные потери советской стороны по танкам и САУ приблизились к величине общих потерь. По состоянию на 13 часов 13 июля в составе 5-й гвардейской танковой армии находилось в строю 366 танков и САУ: 29-й танковый корпус — 51 боевая машина; 18-й танковый корпус — 33; 2-й гвардейский танковый корпус — 80; 2-й танковый корпус — 44; 5-й гвардейский механизированный корпус — 148 танков и 10 САУ (по другим данным, к этому времени в армии насчитывалось 390 боеготовых танков и САУ)
491.
Тем не менее, несмотря на потери, к 13 июля советские войска Воронежского фронта продолжали иметь значительное численное и материальное преимущество на каждом из основных направлений и наиболее важных участков. Однако, считая эти силы недостаточными для ведения в дальнейшем активных наступательных боевых действий с целью окружения и решительного разгрома подвижных сил противника, генерал Ватутин, с одобрения маршала Василевского, в своем донесении от 13 июля 1943 года запросил у Верховного главнокомандования танковый и механизированный корпуса, а также корпус штурмовой авиации
492. Однако Ставка Верховного Главнокомандования уже передала фронту четыре танковых, один механизированный, два стрелковых корпуса, но значительных результатов от их использования Сталин не заметил. Поэтому вместо запрашиваемых резервов Сталин направил на Воронежский фронт нового представителя Ставки — заместителя Верховного главнокомандующего маршала Георгия Жукова, тогда как маршалу Василевскому было поручено организовать наступление Юго-Западного и Южного фронтов, чтобы активными действиями на южном крыле группы армий «Юг» вынудить ее командование к прекращению операций на южном фасе Курского выступа.
По итогам Курской битвы представитель Ставки Верховного главнокомандования Жуков, командующие Центральным и Воронежским фронтами Рокоссовский и Ватутин, командующие армиями Катуков, Чистяков, Крюченкин,
Ротмистров, Жадов и ряд других военачальников были награждены орденами и медалями различного достоинства. Не- получил никакой награды за Курскую битву только начальник Генерального штаба Красной армии Василевский, что прямо свидетельствует скорее об отрицательной оценке со стороны Сталина действий Василевского в качестве представителя Ставки и начальника Генерального штаба.
