Мельком Олег подумал о том, каково там наверху Карилу, опять оставленному охранять лагерь. Он подумал также о том, что записка, лежащая в его палатке, вряд ли попадется ему на глаза слишком скоро. Там было всего две коротенькие фразы: «Ушли в каньон. Если не придем через двадцать дней, возвращайся».
Словно угадав его мысли, Глен спросил:
— Почему ты его не предупредил?
— Он бы ни за что не согласился. Да и вообще, я не люблю слишком долгих уговоров и прощаний.
Это был единственный выход. Кто-то должен позаботиться о коньках.
— Ты думаешь, ему удастся найти для них достаточно корма?
— Карил опытный воин и путешественник, он будет менять пастбища и, если нужно, отгонит коньков ближе к перевалу. В зоне таяния снегов достаточно зелени.
— Ты и меня не предупредил о том, что собираешься идти дальше именно сегодня!
— Окончательно я решился лишь утром. Откладывать этот поход опасно. Надо либо идти, либо нет. Я ведь прекрасно понимаю — обратно мы можем не вернуться. Чтобы не передумать в последний момент, я и оставил эту записку.
Соединительный туннель наконец кончился, и последняя перед шестым куполом дверь со скрипом распахнулась.
Огромное пустое пространство встретило их мрачной тишиной. Здесь не было ничего, на чем мог бы остановиться глаз, лишь голые прозрачные стены да усыпанный песком пол. Однако чернеющее в противоположной стене отверстие свидетельствовало о том, что дорога все-таки существует, что последний туннель не уперся в скалу, как это казалось снаружи.
— У тебя тоже последний купол был пустым? Глен кивнул:
— Все повторилось, только на этот раз они забыли позаботиться о транспорте.
— Не спеши. Лучше прислушайся.
Из темной трубы туннеля, перед которой они теперь остановились, вместе с холодным ветром доносился едва различимый звук.
Легкое равномерное поскрипывание, словно кто-то крутил педали огромного велосипеда.
Слишком взволнованные, чтобы обмениваться мнениями по поводу происходящего, они молча ждали. Олег проверил наручным локатором направление туннеля и убедился, что тот ведет строго на север. По крайней мере, видная им часть. Дальше могли быть повороты, но он чувствовал: в любом случае эта дорога приведет их в сердце каньона. Больше того, он почти не сомневался, что она и построена здесь специально для этого.
Транспортная станция — вот что это такое. Интересно, каким будет транспорт…
Наконец далеко в глубине туннеля появились два желтых пятна света, похожих на огни неярких фар.
Прошло еще какое-то время, звук продолжал усиливаться, и наконец они одновременно увидели экипаж, неспешно приближавшийся к ним из черневшего впереди овала.
Это была детская педальная машина образца девяностых годов, увеличенная до размеров «мерседеса» или, может быть, «линкольна» с откидным верхом.
Рука Олега непроизвольно потянулась к оружию, и он с трудом остановил ее движение. На водительском месте кто-то сидел. Когда огромный педальный автомобиль выехал на свет, они увидели за рулем большую пластмассовую куклу с ярко и грубо нарисованным плоским лицом. Правой руки у манекена не хватало, на ее месте болтался обрывок толстой веревки, некогда крепившей отсутствующую конечность к туловищу.
Руль своего педального чудовища водитель сжимал одной левой рукой и, казалось, проделывал это достаточно уверенно.
— Средство подано! — отчетливо произнес водитель, поравнявшись с ними. При этом ни один мускул не дрогнул на его пластмассовом лице, голос шел откуда-то из района живота, где, очевидно, располагался динамик.
— Какое средство? Что он имеет в виду?..
— Транспортное, наверно. По-моему, нас приглашают прокатиться.
Олег решительно направился к машине, распахнул скрипящую дверцу и уселся на заднее сиденье. Места в этой странной колымаге было больше чем достаточно.
— Ты едешь?
Секунду Глен колебался, с опаской поглядывая на водителя, но, наконец, глубоко вздохнув, словно бросаясь в ледяную воду, последовал за Олегом.
Дверца захлопнулась. Послышался знакомый скрип, колени водителя начали равномерно подниматься, и машина плавно тронулась с места.
Едва они въехали в туннель, как их окружила плотная тьма. Лишь пятно света от слабеньких фар выхватывало из темноты кусок неровной, покрытой песком и пылью дороги.
Машина медленно, со скрипом двигалась вперед, и водитель подправлял рулем ее движение так, чтобы колеса не съезжали с проложенной колеи.
Отблески света иногда зажигали на стенках туннеля недолгие, быстро исчезающие искры.
— Куда мы едем? — спросил Олег у сосредоточенно выполнявшего свою работу водителя. Никакого ответа.
— Ты думаешь, он умеет разговаривать?
— Сообщил же он нам о своем прибытии.
— Это могла быть звукозапись.
— Может, да, а может, нет. С машиной он управляется достаточно ловко. Все зависит от класса, к которому принадлежит этот робот.
— Я не робот. Я управляющий средством передвижения, — услышали они в ответ.
У Олега сразу пропало желание задавать новые вопросы. Каждая фраза, сказанная здесь, могла иметь особое значение. Почему-то вспомнилась комната психологических тестов, в которой он побывал при поступлении в колониальный колледж.
Через какое-то время впереди появилось зеленоватое свечение — нечто вроде светящейся пленки полностью перекрывало туннель. Когда радиатор машины коснулся этой пленки, по ней пробежала волна искр и возникло темное пятно, в точности соответствующее размерам автомобиля.
— Похоже на силовую защиту.
Когда они проехали, Олег обернулся и увидел, что отверстие тут же за ними затянулось. Ровное свечение вновь перекрывало весь туннель.
— Скорее всего обратно без этого «средства» здесь не пройти.
— Отсюда еще никто не возвращался, — мрачно напомнил Глен.
Глава 30
Бледное пятно света приблизилось и постепенно заполнило все пространство перед ними. Туннель кончился.
Это было мрачное место. Почва под ногами, скалы, на вершине которых запутывались облака — все казалось зыбким и непрочным. И дело было даже не в том, что пробегающие время от времени судороги у них под ногами создавали иллюзию вот-вот готового разразиться землетрясения.
Тогда в чем же? Может быть, в сумеречном освещении или в холодном ветре, дующем сверху, с предгорий Хорасана? Может быть, во всем этом вместе? Нет, главным виновником впечатления преддверия преисподней, в которую они вступили, был все же пейзаж.
