Человеческий глаз привыкает к симметричности природных ландшафтов, к их определенной упорядоченности, к плавному изгибу рек, к четким границам леса здесь же все было смешано, создавало странную фантасмагорию несовместимых друг с другом обломков. Даже на свалках существует определенный порядок, даже в отбросах, выброшенных на задворки цивилизации, есть своя закономерность. Здесь ее не было. С паровозом двадцатого века соседствовал некий монстроподобный механизм с четырьмя согнутыми стволами, обращенными в небо, и беспомощно тонущими в пыли гофрированными шлангами ног. Тут же, неподалеку, валялась явно недоделанная свихнувшимся скульптором голова какого-то великана. То ли отлитая из металла, то ли вылепленная из папье-маше.
Водитель, доставивший их на дно каньона, какое-то время неподвижно сидел за рулем, словно ожидая чего-то. Но вот вновь раздался знакомый скрип, машина развернулась и исчезла в отверстии туннеля Они остались одни.
Чтобы окончательно не утратить ощущения реальности, оба, не сговариваясь, двинулись в сторону строения, издали напоминавшего нормальный человеческий дом. Им хотелось сузить перспективу и хоть немного прийти в себя от этого свистящего бедлама вокруг, замешанного на ледяном ветре. Но когда они подошли ближе — дом оказался чем-то вроде отстойника для нечистот, и, спасаясь от ужасной вони, они вынуждены были торопливо пройти мимо.
Впереди, среди куч мусора, консервных банок и битого стекла, возвышалось еще одно строение — нечто вроде замка, построенного из песка ребенком великана. Возможно, того самого, чью голову они только что видели неподалеку.
Оплывшие, покосившиеся башни, неровные стены, раза в три превышающие человеческий рост. Был даже внутренний двор.
Сам замок выглядел так, как и должен выглядеть замок, построенный из песка. Здесь не было дверей. А от стен веяло такой непрочностью, что они, не сговариваясь, повернули назад к отверстию в стене, двумя покосившимися башнями обозначавшему место несуществующих ворот. Оба невольно ускорили шаг, стремясь поскорее покинуть этот двор, где сами стены были готовы в любую минуту превратиться в лавину праха.
— Эти башни… Мне кажется, они шатаются. — Глен решительно ускорил шаг, и Олег охотно сделал то же самое, потому что ощущение нараставшей опасности, не покидавшее его с той минуты, как они вышли из педального экипажа, во дворе замка усилилось.
Снаружи их поджидали все тот же ледяной ветер и груды хлама различных эпох и цивилизаций.
— Откуда все это?
— Похоже, специально сюда свезли из разных мест. Здесь все новое. Даже мусор, даже обломки, даже искалеченные механизмы. Нет следов ржавчины, потертостей, следов износа, вообще никаких следов времени. Создается впечатление, что эти груды образовались относительно недавно. Больше всего меня удивляет, что каждый обломок, деталь механизма или здание являются чем-то самостоятельным, никакого отношения ко всем прочим предметам не имеют. Здесь трудно найти две или три части какого-то единого целого. Каждая из них самостоятельное произведение искусства.
— Ты называешь это искусством?
— Все зависит от точки зрения. Я знаю федералов, провозглашенных чуть ли не гениями, которые всю свою жизнь провели за странным занятием: они поэтизировали помойки. Они воспевали их в своих кинофильмах, картинах и поэмах. Они купались в них и умилялись ими. Они считали, что таким образом борются с окружающим злом, открывая людям глаза на ту мерзость, в которой те живут.
— И что же, на самом деле они этого не делали?
— Конечно, нет. Люди знали о своей жизни гораздо лучше их. А те лишь зарабатывали деньги. В помойках, знаешь ли, тоже можно найти золото. И, кстати, это намного проще, чем создавать настоящее искусство.
— Если я не ошибся, то вон там, левее, находится нечто такое, что совсем не походит на новую вещь. — Глен вытянул руку по направлению к огромному, ис-, калеченному прямым попаданием бронированному монстру. Даже издали было видно, что ржавчина основательно потрудилась над его останками, довершив, начатое разрушение, хотя во всех прочих обломках ее не было и в помине.
Заинтересованный Олег подошел ближе и долго осматривал разбитый механизм, не поленившись даже залезть под корпус машины.
— Ну и что ты там нашел?
— Заводской номер. Ты был прав. Этот механизм сделан на Земле. Это ракетный танк, снятый с одного из наших космических крейсеров. Выходит, здесь есть и настоящие вещи.
— Ты хочешь сказать, что все остальное не настоящее?
— Конечно, нет. Это всего лишь незаконченные или сломанные копии, муляжи, подделки — называй как хочешь. Ни одна из этих вещей не могла работать. Но кроме них были, очевидно, и образцы, с которых пытались копировать часть этого хлама.
— Работала же машина, на которой нас сюда привезли!
— Работала. Колеса вертелись. Педали тоже двигались. Мое утверждение относится к чему-то более сложному.
— А как же тогда водитель?
— А вот это уже совсем другой вопрос. И на него у меня пока нет ответа. Возможно, именно за этим ответом мы и спустились в Каньон Дьявола.
Затем они долго шли молча, каждый по-своему обдумывая увиденное и не замечая порывов ледяного ветра.
— Куда именно мы идем?
— До самого центра. До того места, откуда взлетают корабли Рутян.
— Но каньон слишком велик. Он простирается на десятки, если не на сотни километров. Понадобится не один месяц, чтобы дойти до его центра. Пешком мы с этим не справимся.
— Значит, придется поискать транспорт. Мне почему-то кажется, что если хорошенько поискать, здесь можно найти все, что угодно.
Весь день Олега не покидало ощущение слежки, но лишь к вечеру ему удалось заметить среди куч мусора мелькнувшую серую тень ростом чуть ниже взрослого человека.
Тень мелькнула слишком быстро, и он ничего больше не успел рассмотреть, однако теперь отпали последние сомнения — мертвый пейзаж обманчив. Среди обломков и куч мусора кто-то прятался. И если эти новые, неведомые противники на них нападут, они окажутся в невыгодном положении.
На открытой местности, по крайней мере, можно подготовиться к обороне здесь нападение могло последовать в любой момент, из-за любой груды мусора…
— Не оборачивайся. За нами следят, — предупредил он Глена.
— Ты тоже это заметил? Нам нужно подходящее на случай атаки место. Вон там, впереди, какая-то большая конструкция, возможно, она подойдет.
Железный остов разрушенного звездолета напоминал развороченное чрево кита. Олег не сразу понял, что это такое, все его внимание было сосредоточено на том, чтобы как можно раньше обнаружить преследователей и постараться определить, насколько они опасны.
Спины у них теперь были прикрыты, и это сейчас казалось самым важным. Сверху нависала часть разрушенного корпуса, они стояли внутри огромной пробоины метров трех в диаметре, упершись спинами в глухую переборку.
