Лампочка, подвязанная к проводке, постепенно разгоралась все ярче, стрелки индикаторов вошли в рабочую зону. Теперь наступил самый опасный момент. Как только Джон внизу повернет рубильник, обмотки генератора превратятся в сильнейший тормоз и передадут этот эффект торможения сначала на вал, а затем и на верхнее колесо. Выдержит ли оно?
Подшипники на верхнем валу — самое уязвимое место во всей конструкции. Если они полетят, Джону скорей всего не удастся заглушить наполовину разогретый реактор. Что за этим последует, нетрудно себе представить. Начнется неуправляемая ядерная реакция. Впрочем, если это случится, все произойдет мгновенно. Последнее соображение неожиданно успокоило Олега.
Да и надеяться все равно было не на что. Разве что на длинную ременную передачу, она должна хоть немного смягчить рывок.
Нет ничего хуже ожидания и неизвестности. Все основные приборы находились внизу, на танке. Он мог следить лишь за напряжением. Теперь Олег пожалел, что послушался Джона, когда тот определил для каждого из них рабочий участок.
Цепочку его близких к панике мыслей прервал звук глухого удара. Корпус генератора содрогнулся, со щеток посыпались каскады сверкающих искр, ремень над его головой изогнулся восьмеркой. Казалось, он вот-вот лопнет, визг шкивов заглушил все другие звуки… Он должен был что-то сделать… Джон говорил, что если это случится, надо будет переключить скорость, но сейчас Олег начисто забыл, в какой именно момент следует это сделать. Достигла ли ситуация критической точки? Что, если он своим вмешательством еще больше усугубит положение?
Искры продолжали сыпаться, шкивы надсадно выли, скользя по поверхности ремня, и вдруг все это совершенно неожиданно кончилось. Олег похолодел неужели он опоздал? Неужели подача тока прервалась в самый ответственный момент?
Из ведущего вниз люка показалось лицо Джона, перепачканное в машинном масле.
— Почему ты не отключишь эту чертову визжалку?
— Отключить?
— Ну да. Поставь рычаг в нейтральное положение.
Не задумываясь над смыслом сказанного, он сделал то, что от него требовалось. Сразу стало совершенно тихо.
— Что?! — прохрипел Олег, он почти не мог говорить, во рту у него пересохло.
— Все в порядке. Реактор уже работает.
Он не отреагировал на это известие. Но даже потом, когда значение того, что им удалось сделать, обрело в его сознании более четкие формы, он все еще не мог поверить. И еще он думал о том, что природа не терпит перекосов и после такой удачи на них обязательно обрушится какое-нибудь несчастье.
— Мы потеряли на ремонт слишком много времени. Осталось всего пять дней, даже с танком мы не успеем. Мне придется поговорить с Корсинским и попросить перенести срок бомбардировки. Теперь у меня есть все основания потребовать этого.
— Вот так просто взять и поговорить с Корсинским? Ты что, спятил? Откуда ты возьмешь рацию? На «Дейнебе» не осталось ни одного устройства связи!
— У меня есть растровый передатчик. Не было энергии. Батареи на этой планете садятся намного быстрее, чем рассчитывали наши инженеры. Теперь энергия появилась. Есть даже необходимая мощность для того, чтобы пробить озоновый слой атмосферы, и мы сможем услышать ответ…
— А раньше, когда батарея была в порядке, ты пробовал с ним связываться?
— Не было причины, да и желания особого не было…
Как всегда, радиограмма, составленная для импульсного передатчика, получилась слишком сухой, слишком короткой и официальной. Вряд ли Корсинский прочтет между этих строчек все, что он хотел бы ему сказать…
«Обнаружил центр выхода Рутянских кораблей. Необходимо увеличить срок задания на десять дней. Отмените ковровые бомбардировки. Через десять дней получите координаты конкретной цели».
Было ясно, что ответа придется подождать. Пока пройдет раскодировка, пока составят ответное сообщение, пока его закодируют. Лишь треск помех грохотом отдавался в наушниках, усиленный одной из уцелевших локаторных антенн «Дейнеба», напрямую подсоединенной теперь к его крохотному передатчику.
Когда Олегу уже начало казаться, что ответа не будет вообще, он все же пришел. На дисплее вспыхнули слова радиограммы: «Поздно. Бомбы сброшены. Ни одна не взорвалась. Флот уходит из этого района. Тебе разрешено остаться на Остране на неопределенный срок. Конец сообщения. Конец связи».
— Может быть, ты скажешь, что все это значит? Они что, не собираются выслать за тобой даже шлюпки?
— Это слишком дорогое удовольствие… Намного дороже жизни какого-то паршивого агента. Тем более теперь. После неудачных бомбардировок их интерес к Острану значительно уменьшился. Не по зубам оказалась для них наша милая планетка…
— И после этого ты все еще хочешь идти к озеру?
— Я собирался дойти до него не из-за федералов.
Мертвый остов корабля исчез за невысокой грядой холмов. Все трое почувствовали грусть с примесью необъяснимой горечи, словно прощались с другом, которого больше никогда не увидят.
Танк шел удивительно ровно. Антигравитационная подушка поддерживала многотонную махину корпуса в метре над землей, и компьютер заблаговременно изменял ее форму, учитывая малейшие неровности почвы.
На лице Джона, сидевшего за штурвалом танка, читалось нескрываемое блаженство.
— Давно не ездил на нормальной земной технике! — Он сказал это так, словно только что вывел машину из собственного конструкторского бюро.
Один Олег сидел мрачный, ему не нравилась всеобщая эйфория. Слишком хорошо он знал, что по сравнению с той мощью, которая ждала их в центре каньона, эта самая могучая земная машина вполне могла оказаться обыкновенной игрушкой.
Ложное чувство безопасности, возникшее у них внутри наглухо закрытой коробки кабины, ему тоже не нравилось, потому что ослабляло постоянную готовность встретить лицом к лицу неожиданную опасность.
Он ни словом не обмолвился о своих сомнениях, чтобы не портить спутникам праздничное настроение, в общем-то, вполне оправданное. После стольких опасностей, после нескольких дней каторжного труда, они наконец стремительно приближались к цели.
Курсограф вычерчивал на электронном планшете зеленую линию маршрута, и, едва взглянув на нее, Олег определил, что до озера оставалось всего километров двадцать. Если ничего не случится, уже к полудню они будут у цели.
— А куда подевался Крипе? — спросил Глен, с недоумением оглядываясь, словно только теперь заметил, что их в кабине трое. — Он все время вертелся рядом, когда мы собирались, а потом внезапно исчез.
— В самом деле, — заинтересовался Олег, — он же не мог уйти, не простившись с тобой.
— Да здесь он. Никуда не делся, сидит в грузовом отсеке. — Джон ухмыльнулся, и от этой усмешки борода его разделилась на две части.
