В 1941–1942 гг. официально ограничения не коснулись осетин. Осетины не упоминаются в документах с перечнями народов, не подлежавших призыву. Так, в сводке по остаткам ресурсов Закфронта по состоянию на 20 октября 1942 г. осетины не показаны в графе «освобожденных от призыва по национальному признаку»342. Осетины-военнообязанные и призывники, наряду с русскими, отводились в августе 1942 г. в тыл, так же как и людские контингенты Краснодарского и Орджоникидзевского краев. Всего с территории СОАССР было выведено 6652 чел.343 Во второй половине 1942 г. на военном учете по республике оставалось всего несколько сот человек344. Наряд для военкоматов Северной Осетии по новобранцам в 1942 г. составил лишь 400 чел.345 В связи с тяжелыми боями, развернувшимися летом и осенью 1942 г. на территории республики, деятельность военкоматов была фактически прекращена. Из десяти райвоенкоматов осенью 1942 г. территории шести оказались полностью оккупированными противником, еще два – частично.
Кроме осетин, призывники и военнообязанные горских национальностей летом 1942 г. не отводились в тыл в связи с угрозой оккупации территории Северного Кавказа346. Например, с территории ЧИАССР в июле 1942 г. было выведено 6554 призывника 1923 и 1924 гг. рождения, а также военнообязанных до 50-летнего возраста негорских национальностей. Если вывод людей прошел без инцидентов, то одновременный вывод лошадей, затронувший интересы горского населения, был сорван в горных районах республики из-за противодействия горцев – колхозников347.
Во избежание недоразумений следует подчеркнуть, что в отношении многих тысяч северокавказских горцев, уже находившихся на фронте к тому моменту, никаких ограничительных мероприятий не велось. Даже упомянутое распоряжение начальника Главупраформа об увольнении в запас чеченцев и ингушей, касалось прежде всего лиц, недавно призванных в армию и пребывавших в запасных частях. Основная масса горцев, встретивших начало войны в частях РККА или мобилизованных после 22 июня 1941 г., отправились на фронт и приняли участие в борьбе с фашизмом, пройдя боевой путь до Дня Победы (правда, часть горцев по разным причинам отсеивалась уже из воинских частей, о чем подробно речь пойдет в следующем разделе). Из архивных данных известно, например, что из Северной Осетии в течение 1941 г. и в первой половине 1942 г. на фронт отправилось 1809 командиров запаса, 39 299 военнообязанных запаса и 8655 призывников348. По данным военкома ДАССР подполковника Бронзова, только за 1942 г. по Дагестану было призвано и мобилизовано 87 680 чел., причем 75 % от этого количества – представители местных национальностей349. Всего же с начала войны до конца 1943 г. из Дагестана было призвано около 122 тыс. чел.350
После 1943–1944 гг. ограничения коснулись представителей тех северокавказских народов, которые были депортированы с исторической родины. Их увольняли из рядов вооруженных сил одновременно с проведением репрессивных акций на их родине.
К сожалению, полной статистики по национальному составу призванных на Северном Кавказе в начальный период войны обнаружить не удалось. Многолетняя работа с фондами Центрального архива Министерства обороны и изучение огромного массива документов учетномобилизационных органов позволяют утверждать, что таковой в указанный период не велось.
Мероприятия по ограничению призыва по социально-политическим и национальным мотивам отличались тотальностью и бескомпромиссностью, оставляли за бортом десятки тысяч здоровых и нередко обученных военному делу мужчин. К сентябрю 1942 г. только по трем республикам – КБАССР, ЧИАССР и ДАССР – числилось 19 748 призывников 1924 и 1925 гг. рождения и 62 508 военнообязанных непризываемых национальностей – всего свыше 82 тыс. чел.351 В дальнейшем, по мере налаживания учета военнообязанных, расширения перечня непризываемых национальностей и постановки на учет возрастов 1926 и 1927 гг. рождения, эти цифры только росли.
Между тем во второй половине 1942 г. годные к военной службе людские ресурсы в регионах СССР, не оккупированных врагом, оказались на исходе. 18 октября 1942 г. начальник Управления формирований и укомплектования войск Закавказского фронта генерал-лейтенант В.Н. Курдюмов констатировал, что «основные ресурсы военнообязанных запаса уже призваны и использованы на укомплектование войсковых частей. Между тем потребность в людских ресурсах на пополнение действующих частей армии и новых формирований не уменьшается, а, наоборот, продолжает увеличиваться»352. С точки зрения интересов восполнения потерь действующей армии и укомплектования новых формирований мероприятия по ограничению призыва по национальному признаку не логичны и нуждаются в объяснении. Призывные кампании на Кавказе в годы войны прежде не рассматривались историками в контексте национальной политики Советского государства. Учетно-мобилизационные мероприятия требуют тщательного изучения, основанного на выявлении их корреляции с установками государственной национальной политики.
В случае с населением Аджарии (Кедский, Хулойский, Кобулетский и Батумский районы) увольнение в запас велось в рамках общей программы очистки рядов Красной армии от представителей национальностей, «враждебных Советскому Союзу и состоявших с ним в войне». В данном случае аджарцы считались близкородственным народом туркам, с которыми Советский Союз находился на грани войны.
Отмена призыва не вызывалась конкретными проявлениями враждебности в отношении советской власти и представляла собой превентивную меру, издревле укоренившуюся в практике ведения войн. Еще в довоенный 1939 год, игнорируя конституционные нормы и недавно принятый Закон о всеобщей воинской повинности, нарком обороны запретил прием в армию ряда национальностей, чья лояльность социалистическому Отечеству в условиях осложнения международной обстановки считалась сомнительной. Очередному призыву не подлежали граждане СССР по национальности турки, греки, японцы, китайцы, корейцы, немцы, поляки, финны, прибалтийские народы и болгары353. Эта норма затем повторялась в ежегодных мобилизационных планах, в том числе и в мобилизационном плане на 1941 г.354 В начале войны все граждане СССР вышеперечисленных национальностей были уволены из рядов вооруженных сил, а прием их в армию прекратился. В одном из официальных документов эти национальности определены как «несоветские»355.
Тенденции развития государственной национальной политики следует, как представляется, рассматривать в контексте развития социально-политической ситуации в стране и внутренней политики в Советском Союзе в годы войны. Тяжелая, почти катастрофическая ситуация, в которой оказалось Советское государство в начальный период войны, стала причиной резкого ужесточения внутренней политики. Красная армия терпела тяжелые поражения и непрерывно отступала. В тылу у противника оставались самые населенные и промышленно развитые регионы страны. Развитие событий требовало от советского руководства немедленных мер по наведению порядка на фронте и в тылу, искоренению имевших большое распространение панических и пораженческих настроений. Уже в первом после начала войны публичном выступлении Сталин ориентировал народ и армию на решительную борьбу с провокаторами, паникерами и трусами356. Еще более резкий тон содержит приказ НКО № 270, изданный 16 августа 1941 г. В нем констатировалось наличие опасной тенденции к снижению боеспособности Красной армии из-за участившихся случаев измены Родине среди военнослужащих всех рангов, чему приводилось несколько примеров (впоследствии неподтвержденных) о переходе на сторону противника ряда советских генералов. Уникальная откровенность этого документа и степень огласки – приказ в обязательном порядке доводился до каждого бойца – означали, что руководство страны оценивало ситуацию как отчаянную и готово было на радикальные меры для ее исправления. Такое сложное и противоречивое явление, как трагедия окружения и плена, подавалась здесь лишь в ракурсе предательства и измены Родине357.
