Переброска дивизии на фронт не обошлась без чрезвычайных происшествий: было отмечено несколько случаев групповых дезертирств, в основном, как подчеркнуто в источнике, балкарцев. Среди 27 дезертиров оказалось 8 членов партии и 8 комсомольцев. Считалось, что большинство из них ушли в банды, действовавшие на территории Кабардино-Балкарии563. Это говорило о том, что дисциплина в дивизии была на невысоком уровне.
В Чечено-Ингушской АССР ситуация оказалась значительно сложнее. 114-я кавалерийская дивизия (командир Х.Д. Мамсуров, комиссар политрук М.Т. Гайрбеков, начальник штаба подполковник И.Х. Баев) была сформирована в составе 277, 296 и 315-го кавалерийских полков, кавалерийского артиллерийского дивизиона, артпарка и ряда других специальных подразделений. К началу марта 1942 г. дивизия в основном была укомплектована личным составом, правда, в командном составе, особенно младшем, испытывался большой недостаток. Так, командного состава имелось налицо 352 (некомплект 54 чел.); младшего командного состава – 239 (некомплект 470 чел.). Следует отметить, что большая часть командиров, поступивших на укомплектование дивизии (190 чел.), имела пехотные специальности. В январе 1942 г. несколько десятков чеченцев и ингушей, имевших достаточную общеобразовательную подготовку и состоявших в комсомоле или в коммунистической партии, были направлены на учебу в кавалерийское отделение Грозненского пехотного училища564. Рядового состава к марту 1942 г., напротив, имелось сверх комплекта 614 чел. (всего 3961 чел.)565.
По национальному составу 3543 чел. были чеченцами, 441 ингушами, 33 осетинами, 298 русскими и 237 чел. представляли прочие национальности566.
С конца декабря 1941 г. дивизия занялась боевой учебой. Был установлен напряженный распорядок дня: в 6.00 – подъем, до 7.30 – уборка лошадей, до 8.00 – утренний туалет, затем завтрак и пятичасовые дневные занятия. После обеда и дневной уборки лошадей следовали трехчасовые занятия, вечерняя уборка лошадей и ужин567.
Однако на практике организовать работу по боевой подготовке частей дивизии не удалось. Согласно постановлению Военного совета СКВО от 27 февраля 1942 г., 5 марта дивизия была проверена комиссией округа во главе с полковником Волковым. Результаты проверки выявили неудовлетворительное состояние всех сфер жизни дивизии. Планирование боевой подготовки штабом дивизии было поставлено неудовлетворительно: приказы не были спущены в подразделения, планы контроля и проверки не разработаны; программы и расписания командирской учебы не объявлены. При учебной тревоге в полках наблюдался «большой шум и растерянность командного состава». Караул нес службу с грубейшими нарушениями; караульных помещений не имелось, а постовых ведомостей не велось вообще568. В результате окрестное население беспрепятственно проникало в расположение дивизии в любое время суток.
Дивизия не была укомплектована огнестрельным оружием, снаряжением, что существенно затрудняло боевую учебу. Конский состав на 96–97 % был в плохих телах и для верховой езды не годился569.
Бытовые условия в дивизии были неудовлетворительными. «Во всех помещениях грязь, некультурность, элементарные правила гигиены отсутствуют», – сообщалось в материалах проверки. В дивизии была зафиксирована стопроцентная вшивостъ570.
Политико-моральное состояние личного состава в целом комиссия характеризовала как здоровое, но в то же время отметила широкое распространение пьянства, в том числе и среди чеченцев571.
Самой серьезной проблемой в дивизии стало дезертирство личного состава, в том числе групповое. Комиссия СКВО постаралась найти объективные причины широкого распространения тяжких воинских преступлений. «Слабая постановка партийно-политической работы среди рядового и начальствующего состава, – отмечалось в заключении комиссии, – тяжелое материальное состояние бойца, плохое питание, необеспеченность другими видами довольствия, либеральное отношение командования к нарушителям дисциплины привели к массовым случаям дезертирства из частей и подразделений»572.
Приводились конкретные данные: в декабре 1941 г. дезертировало 26 чел., в январе 1942 г. – 247 чел., в феврале 1942 г. – 201 чел. Нередко дезертирства совершались группами. Убыль личного состава в связи с дезертирством за весь период существования дивизии с декабря 1941 г. по март 1942 г. составила 742 чел.573 (18,73 % от списочного состава). Из числа дезертировавших добровольно вернулись в части 101 чел. Удалось задержать 61 дезертира, из которых было осуждено 18 чел.574 Следует отметить ошибочность бытующей в некоторых публицистических и популярных исторических изданиях точки зрения о том, что чеченцы дезертировали с оружием в руках, ибо ни стрелкового, ни артиллерийского вооружения дивизия так и не получила до момента своего расформирования в апреле 1942 г. Согласно постановлению ГКО № 00894, вооружение и обеспечение необходимым снаряжением формировавшихся стрелковых бригад и кавалерийских дивизий за счет ресурсов НКО предусматривалось только после того, «когда дивизии будут укомплектованы всем необходимым из местных ресурсов и проверены специальной комиссией округа»575. Возможно, поэтому дезертирам выносились достаточно мягкие наказания.
Ответственность за плачевное состояние чечено-ингушской дивизии, очевидно, следует отнести не только на военное командование, но и на политических руководителей ЧИАССР, которые не добились качественного отбора людского и конского состава, не обеспечили бойцам достойных бытовых условий, не провели доходчивой разъяснительной работы с бойцами и населением. Именно эти задачи Государственный Комитет Обороны возлагал на местные органы власти. 29 апреля 1942 г. командование дивизии в докладной записке генерал-инспектору кавалерии РККА О.И. Городовикову доносило, что «большая часть работников республики подошла к вопросу кампанейски. Многие постановления СНК ЧИАССР не дошли до исполнителей»576. Командование дивизии неоднократно ставило вопросы о бытовом положении частей перед СНК и обкомом, но они не решались.
Кампанейский подход отмечался ранее и в отчете комиссии полковника Волкова. Факты дезертирства наталкивали на мысль о некачественном отборе личного состава: «С внешней стороны вроде дело обстоит как будто благополучно. Были назначены целый ряд ответственных комиссий по отбору, в этих комиссиях сидели большие товарищи (председатели райсоветов, первые секретари РК ВКП(б), райвоенкомы и др.). Был ряд постановлений обкома ВКП(б), как будто все говорило за то, что личный состав будет отобран в строгом соответствии с требованиями ГКО…» (возраст до 40 лет и 25-процентная прослойка комсомольцев и членов ВКП(б)577.
Действительно, при формировании в основном удалось достичь заданных социально-демографических параметров личного состава, которые, как считалось, должны были обеспечить высокий уровень боевого духа красноармейцев. Партийно-комсомольская прослойка составила 20,1 %, а возраст основной массы бойцов не превышал 35 лет. Однако социально-демографические характеристики оказались обманчивыми: часть членов партии и комсомольцев стали позднее дезертирами (соответственно 9 и 58 чел.); около 50 чел., поступивших на укомплектование, считались враждебными советской власти (родственники репрессированных мулл и кулаков) и т. д.578 «В дивизии оказались неустойчивые элементы. Подавляющее большинство политработников [призвано] из запаса», – отмечалось, в свою очередь, в донесении комдива генерал-инспектору кавалерии О.И. Городовикову579.
