Крайней жестокостью отличалось отношение немецкого командования к советским военнопленным. Систематическому уничтожению подвергались неизлечимые больные, инвалиды. В детских домах курортов Теберды, Нижней Теберды и Нижнего Архыза были уничтожены дети, эвакуированные сюда из Ленинграда, Крыма, Ростова-на-Дону. 500 детей, больных костным туберкулезом, умерли от голода, 147 детей замучили и расстреляли, 54 отравили газом в «душегубке»769.
Помимо «организованного» террора как политики истребления жителей оккупированной территории, основанной на специальных приказах германского руководства и осуществлявшейся карательными органами, широкое распространение получили «неорганизованные» репрессии – насилие отдельных немецких военнослужащих и полицейских против населения. В результате пытки, издевательства, изнасилования, грабежи стали систематическим явлением на оккупированной территории. Являясь в определенной степени результатом морального разложения войск вермахта, они следовали из официальной нацистской политики и идеологии. Любой немецкий солдат мог практически беспрепятственно и безнаказанно убивать, насиловать, грабить в оккупированных районах. Например, в селении Сурх-Дигора Ирафского района Северной Осетии оккупанты убили 12 чел. только за то, что они протестовали против разграбления их имущества770.
Репрессии усиливали ненависть к оккупантам, но все формы недовольства жестко подавлялись. Когда школьнице из Алагира комсомолке Ч. Басиевой в ноябре 1942 г. предложили сотрудничать в местной газете, она ответила: «Я дочь советского народа, и на немцев, на своих заклятых врагов, работать не буду. Моя ненависть к врагам моей Родины сильнее всякой смерти. Я ненавижу вас!» В начале декабря ее с братом и матерью казнили771. Репрессии обостряли и действия партизан: не в силах справиться с ними, оккупанты нередко совершали расправы над мирными жителями. Так, по подозрению в сочувствии к партизанам были расстреляны У. Джатдоев, М. Хубиев, Я. Чомаев в ауле Джага772. В Микоян-Шахаре обер-лейтенант О. Вебер приказал расстрелять около 300 чел. по подозрению в связях с партизанами773.
Всего за период оккупации в Майкопе оккупанты уничтожили 3 тыс. чел., в Кошехабльском районе – 400 чел., в Адыгейской автономной области в целом – свыше 4 тыс. чел.774 В Карачаевской автономной области, по предварительным подсчетам, произведенным к 9 июня 1943 г., было уничтожено 4,5 тыс. чел.775 Согласно уточненным данным, приведенным в телеграмме Ставропольского крайкома ВКП(б) и крайисполкома Карачаевскому обкому партии 26 июня 1943 г., оккупанты замучили и убили 6 тыс. «карачаевцев, абазинов, русских, осетин – лучших и преданных Советской Родине людей»776. В Черкесской автономной области захватчики расстреляли более 3 тыс. чел.777 В Кабардино-Балкарии было убито, замучено, казнено более 2 тыс. мирных граждан778. В Северной Осетии в концлагере на берегу реки Дур-Дур в Дигорском районе оккупанты уничтожили 2 тыс. чел. Кроме того, было расстреляно 128 мирных жителей, 1323 чел. погибло от воздушных налетов и артиллерийских обстрелов, 781 чел. ранен779.
Таким образом, оккупанты использовали в захваченных районах Северного Кавказа широкий круг средств и методов управления. Важнейшее место среди них занимала пропаганда. На пропаганду возлагались задачи обеспечить лояльность населения, создать социальную опору режиму. Осуществлению пропаганды предшествовала серьезная и длительная подготовка. Она включала создание специальных пропагандистских органов, разработку программ пропагандистских мероприятий. К пропагандистской работе среди населения захваченных областей привлекались практически все кадры оккупационной администрации.
На оккупированной территории Северного Кавказа использовались различные пропагандистские средства, но решающее значение имели печатные, особенно пресса, выполнявшая, наряду с приказами и объявлениями, роль главного источника официальной информации.
Анализ оккупационной прессы показал, что в основе пропаганды лежала критика советского режима, особое внимание уделялось трагическим событиям советской истории. Политике советской власти противопоставлялись действия германских руководителей. Население призывалось к сотрудничеству с оккупантами для успешного развития региона.
Изучение источников свидетельствует о том, что пропаганда оккупантов на Северном Кавказе имела дифференцированный характер, была активна, решительна, даже агрессивна, многие выдвигаемые лозунги – понятны и доступны населению. Стремясь обеспечить поддержку различных социальных слоев, оккупационные власти использовали различные средства и приемы: поощряли развитие национальных и религиозных чувств, возрождали старые порядки и уничтожали советскую символику, обещали ликвидировать колхозы и создать условия для свободного развития региона.
В то же время развитие нацистской пропаганды на Северном Кавказе столкнулось с рядом трудностей. Сообщения о взятии Москвы и Сталинграда опровергались листовками партизан и подпольщиков. Пропагандистские органы испытывали недостаток в оборудовании, кадрах, хорошо владевших языками народов Северного Кавказа. Но главной причиной невысокой результативности нацистской пропаганды оказался сам характер германской политики в захваченных областях. В донесении начальника полиции и СД о положении дел на Северном Кавказе осенью 1942 г. указывалось, что на настроение местных жителей особенно отрицательно действовала разница между пропагандистскими лозунгами и действительностью. Кроме того, в результате действий партизан население чувствовало «угрозу своей жизни, имуществу, безопасности, теряло уверенность в отношениях с немецкими войсками». Свою роль играли и противоположные распоряжения различных служебных инстанций, а также «неумное поведение неподготовленных в национальной политике немецких персон», которое омрачало или разрушало «созданные отношения доверия»780.
Широкий размах на Северном Кавказе, как и в других советских областях, получил террор. Эскалация насилия на оккупированной территории Северного Кавказа не являлась случайным явлением. Репрессии порождались целями и характером войны, произвол был заложен в самой системе управления захваченной территорией. Расширению масштабов репрессий способствовали факторы идеологического порядка, а также действия партизан. В итоге различные средства и методы управления, призванные дополнять друг друга, пришли в очевидное противоречие.
3
Социально-экономическая политика оккупантов и ее итоги
Надеясь на «блицкриг», руководство Германии первоначально не рассчитывало использовать экономику оккупированных советских территорий во время войны. Предполагалось лишь захватить готовую продукцию и сырье, взять на учет предприятия, обеспечив их охрану до прекращения боевых действий. Срыв планов «молниеносной войны» поставил перед немецким командованием целый ряд новых вопросов, связанных с необходимостью ремонта техники, снабжения частей вермахта топливом, а солдат и офицеров – продовольствием и предметами первой необходимости. Дополнительных ресурсов требовало развитие экономики Германии, испытывавшей с самого начала войны серьезные трудности в снабжении топливом и некоторыми видами сырья. Рассматривая оккупированные территории в качестве главного источника любых видов ресурсов, германское руководство было вынуждено внести соответствующие коррективы в свои экономические программы. Через месяц после начала войны, 28 июля 1941 г., Геринг утверждал, что «не нужно чинить никаких препятствий солдатам, если они по собственной инициативе снабжают себя». Но уже в сентябре 1941 г. он осудил «дополнительные реквизиции» в тыловых районах, призвав воспитывать войска «в духе бережливости и порядка»781.
