Находят свое отражение в современной историографии и негативные последствия мобилизации для хозяйственного развития региона. Исследователи указывают, что перераспределение людских ресурсов в интересах фронта привело к значительному сокращению городского и сельского трудоспособного населения на Северном Кавказе, обострило проблему трудовых ресурсов. В последние годы появились работы, в которых показаны ошибки при проведении мобилизации в северокавказских автономиях, приведены данные о дезертирстве из рядов Красной армии.
В данной связи вызывает несомненный интерес исследование А.Ю. Безугольного, проанализировавшего на основе рассекреченных военных документов вопросы участия народов Кавказа в Великой Отечественной войне в контексте национальной политики Советского государства. В центре внимания исследователя – людские ресурсы региона в начальный период войны. Автор приводит данные о приостановке и отмене призыва представителей всех северокавказских и закавказских народов в 1942–1943 гг., показывает сложности создания, подготовки и боевого пути национальных частей. Проведенный анализ позволил утверждать, что описания героического пути отдельных жителей региона и национальных формирований нередко содержат преувеличения, создавая основу для мифотворчества90.
В то же время ряд северокавказских историков подозревает местные органы власти в намеренных просчетах при проведении мобилизации. В частности, авторы нового обобщающего труда по истории Чечни пишут о том, что «примеров глубокого осознания большинством населения Чечено-Ингушетии своего патриотического долга перед Отечеством в годы войны было немало. Людей, желающих с оружием в руках бороться с фашизмом, в республике было очень много»91. Поэтому они полагают, что «военными органами ЧИ АССР умышленно допускались злостные перегибы при проведении военно-мобилизационной работы», считая, что этим специально закладывались основания для последующих репрессий против народа. В данной связи резкой критике подвергается и расформирование в начале 1942 г. 114-й национальной кавалерийской дивизии92.
Сложившееся почитание северокавказских частей как символа национального вклада в дело борьбы с фашизмом отодвигает на второй план особенности их сложной и неоднозначной истории, в которой, как в зеркале, отражаются повороты национальной политики периода Beликой Отечественной войны. Исследователи не задаются вопросами о том, почему судьба большинства подобных частей была очень короткой, почему первоначальные планы национального военного строительства уже через несколько месяцев после их принятия были резко сокращены, а затем и свернуты. Единственная в современной историографии обобщающая монография В.Е. Иванова, охватывающая историю создания и применения национальных формирований РККА, выполнена на основе традиционных принципов и недостаточной источниковой базе93.
В зарубежной исторической науке участию горцев Северного Кавказа в боевых действиях в годы Великой Отечественной войны не было посвящено специальных исследований. Главной причиной этого являлось отсутствие необходимых источников. Однако немало ценных сведений по истории сражений на Северном Кавказе приводится в работах, посвященных истории 3-го танкового корпуса, 3-й и 13-й танковых, 1-й горно-пехотной, 111-й пехотной дивизий и других воинских соединений Третьего рейха94, битве за Кавказ, и других исследованиях95. Здесь содержится немало ценных наблюдений немецких историков и участников войны о Красной армии в целом и ее соединениях, сформированных на Северном Кавказе. В СССР указанные работы находились в спецхранах и стали доступны специалистам только в последние годы.
При этом на Западе оценки боевых качеств советских войск нередко диаметрально противоположны тем, которые содержатся в отечественных трудах. Успехи частей и соединений вермахта доказываются при помощи сравнений потерь – их и противостоявших им советских частей, данных о количестве красноармейцев, захваченных в плен или добровольно перешедших на сторону противника. Нередко немецкие авторы подчеркивают национальность советских военнопленных, чтобы доказать разобщенность Красной армии по национальному признаку. Однако современные исследователи справедливо указывают на необходимость учитывать при обращении к указанным трудам устойчивую традицию военных всего мира использовать принцип «не жалей врага – пиши больше», то есть завышать потери противника и преуменьшать собственные96.
В целом проблема участия в боевых действиях горцев Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны в советской, постсоветской и зарубежной историографии всегда была сильно политизирована, что обуславливает необходимость ее дальнейшей разработки на основе рассекреченных материалов и новых подходов. Одним из перспективных направлений в изучении рассматриваемой проблемы является осмысление вопросов эмоционально-психологического состояния, повседневной жизни и стратегий выживания на фронте горцев Северного Кавказа, которое может быть достигнуто на основе новой источниковой базы. Сохраняет свое научное и моральное значение установление судьбы всех участников войны – выходцев из данного региона, включая и тех, кто по-прежнему считается без вести пропавшим, и тех, кто находился в немецком плену. Работа в данном направлении требует не только координации усилий региональных исследователей и заинтересованных государственных и общественных организаций, но и установления более тесных контактов с зарубежными архивохранилищами и научными центрами, обладающими соответствующей информацией.
3
Оккупация региона в работах российских и зарубежных историков
Вопросы нацистской оккупации автономий Северного Кавказа долгое время рассматривались в качестве составной части проблемы народного сопротивления захватчикам в регионе. Тем не менее становление исторических знаний позволяет не только говорить о сложившихся подходах в осмыслении данной проблематики, но и выделить ряд наиболее разработанных и в то же время дискуссионных вопросов. Среди них оценка сущности, характера и особенностей немецкой оккупации региона, планы германского руководства и основные направления оккупационной политики, масштаб, причины и формы сопротивления захватчикам и сотрудничества жителей с противником.
Еще в годы войны были изданы первые работы, авторы которых, основываясь на рассказах жителей и личных впечатлениях, описывали чудовищные зверства захватчиков, издевательства над населением, угон жителей на работу в Германию, смелые действия партизан и подпольщиков97. При этом, например, Н. Эмиров доказывал, что «немецкие империалистические хищники» издавна стремились захватить Кавказ, и утверждал, что Гитлер несет народам Кавказа такой же «новый порядок», как и в других временно оккупированных советских областях98. Подготовленные на основе газетных публикаций и рассказов очевидцев подобные работы были призваны мобилизовать советских людей на борьбу с захватчиками, преломляя описываемые события сквозь пропагандистские установки.
Свой вклад в процесс накопления и обобщения фактов по истории оккупации и сопротивления захватчикам на Северном Кавказе внесли исследования первого послевоенного десятилетия. Часто они имели описательный характер, не всегда отличались новизной материала и сделанных выводов. Так, в издании, посвященном 25-летию автономии Адыгеи, освещение событий оккупации области свелось к показу жестокости захватчиков и борьбы против них партизан, ей уделялось менее пяти страниц текста, включая сведения об ущербе, нанесенном хозяйству области. Действиям партизан Адыгеи посвящено почти в три раза больше места, что отражало складывавшиеся приоритеты в изучении проблемы99. Более обстоятельную характеристику оккупации Адыгеи содержала кандидатская диссертация В.М. Глухова. Несмотря на то что общие выводы автора звучали в духе пропагандистских штампов своего времени, он впервые охарактеризовал органы управления оккупированной Адыгеи и их деятельность, экономические меры оккупантов, реакцию населения. Ввод в научный оборот широкого круга данных и постановка целого ряда вопросов позволяют считать его работу существенным шагом вперед в изучении данной проблемы. В частности, достаточно редкое для советской историографии использование материалов издававшейся в период оккупации газеты «Майкопская жизнь» позволило автору более полно раскрыть различные мероприятия оккупационной администрации.
