Сравнительные показатели боевой эффективности советских и английских ПЛ в 1941 году
* В том числе два (605 брт) турецких.
5. В ВОДАХ СЕДОЙ БАЛТИКИ
Мирослав Морозов
ПОДВОДНЫЙ МИННЫЙ ЗАГРАДИТЕЛЬ «Л-3» В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
Подводный минзаг «Л-3» по праву считается одним из кораблей нашего флота, наиболее прославившихся в годы войны. За боевые достижения он заслужил гвардейское знамя, боевая рубка корабля экспонируется на открытой площадке музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе. Боевой путь «Фрунзевца» (подлодка имела собственное название до сентября 1934 г.), а также боевые пути его командиров неоднократно становились не только предметом рассмотрения историков и журналистов, но даже поэтов и писателей. Подавляющее большинство из них старались прославить подвиги гвардейского экипажа, и лишь некоторые занимались изучением боевого пути по документам. Это и понятно: до сравнительно недавнего времени доступ в отечественные военные архивы для большинства исследователей был затруднен, а в зарубежные и вовсе невозможен. Теперь же ситуация в корне изменилась, и мы попытаемся максимально точно восстановить боевой путь «Л-3» на основании документов обеих противоборствующих сторон, реально оценить ее боевые успехи, а также показать мужество и героизм экипажа.
«Л-3» была построена на Балтийском заводе в Ленинграде: заложена 6 сентября 1929 года, спущена на воду 8 июля 1931 года, вступила в строй 5 ноября 1933 года. До войны подлодка активно занималась боевой подготовкой в составе 3-го (с марта 1935 г. — 12-го) дивизиона 1-й бригады подлодок Краснознаменного Балтийского флота (КБФ). Наиболее значимым достижением экипажа стало 62-суточное автономное плавание летом 1936 года. После окончания кампании 1938 года корабль стал на капитальный ремонт на заводе «Судомех», который был окончен лишь в самом конце 1940 года. В течение зимы подлодка базировалась на Либаву, осуществляя программу госиспытаний. 24 февраля на нее подписали приемный акт, а 12 мая подняли военно-морской флаг. Сразу после этого для устранения замеченных недоделок потребовалось докование, которое субмарина прошла с 3 по 16 июня. До 20-го числа были приняты все виды запасов, кроме топлива, которое не было получено из-за нерасторопности командования порта. С учетом вышеизложенного о прохождении экипажем курса боевой подготовки говорить не приходится — фактически были отработаны только плавание в надводном и подводном положениях, а также проверена исправность оружия. А завтра, как говорится, была война…
Вот что писал в донесении о первом боевом походе командир «Л-3» капитан 3-го ранга П.Д. Грищенко:
«22.06.41 в 04:30 был разбужен сильными взрывами бомб. Выйдя из помещения, увидел пять немецких самолетов над Либавой. Личный состав был уже на ПЛ и готов открыть огонь. На вопрос у оперативного дежурного штаба Либавской базы, можно ли нам стрелять, последний ответил: "А разве подводные лодки могут стрелять?", и, установив, что могут, дал отказ, ссылаясь на неясную обстановку. Видя такую неясность, я побежал на ПЛ и решил открыть огонь, но по пути меня встретил специалист СКС и дал прочесть шифровку командующего флотом, где он категорически приказывает прекратить разговоры о войне и заняться боевой подготовкой. Прочитав такую шифровку, я решил не стрелять и принял самолеты противника за свои, которые производят учения по плану МПВО, накануне объявленного по радио. Радиовахту на ПЛ приказал не закрывать. В 7.00 22.06.41 г. получил радио по флоту: «Война с Германией»; самолетов уже над Либавой не было. Таким образом обстановка до 7:00 22.06.41 г. не была ясна и все были уверены, что это учение».
Лишь около 5 часов утра командир базы капитан 1-го ранга М.С. Клевенский распорядился выслать «Л-3» в море с задачей несения дозора. Интересно отметить, что Грищенко в донесении утверждал, что получил это приказание только спустя 14 часов после его отдачи! В течение всего этого времени командир пытался заправить свой корабль, на котором к началу войны оказалось лишь 2 тонны топлива. До 14 часов пытались получить топливо с баржи, но та не подала ни грамма соляра из-за неисправности насоса. Лишь после этого Грищенко по собственной инициативе встал в «очередь» на заправку у берегового топливного склада, после чего наконец-таки удалось заполнить цистерны. В 19:22 подводный минный заградитель вышел из гавани, но еще полтора часа простоял в аванпорте, где ждал катеров «МО», которые должны были обеспечить выход в море. В момент, когда подлодка осуществляла дифферентовку, она попала под пулеметный обстрел немецких бомбардировщиков. На этот раз командир, не раздумывая, приказал открыть огонь, но, наверное, сразу же пожалел об этом — при первом же выстреле лодочной «сотки» у него лопнула перепонка правого уха. После ухода самолетов Грищенко счел за благо лечь на грунт, хотя глубина аванпорта составляла всего 10 метров и подлодка, лишь чуть прикрытая водой, была прекрасно видна с воздуха. Кроме того, она могла стать жертвой случайного таранного удара своего же корабля или даже катера. Только дождавшись прекращения взрывов авиабомб, командир «Л-3» решился всплыть. В 21 час подлодка вышла из аванпорта Либавы и уже к часу ночи 23 июня заняла позицию у мыса Акменрагс.
Личность командира подлодки, капитана 3-го ранга П.Д. Грищенко, действительно легендарна (легенды о нем продолжают ходить в литературе до сих пор) и потому требует к себе особого внимания. Детство и юность уроженца города Первомайска Николаевской области 1908 года рождения Петра Денисовича были очень тяжелыми. Батрачил, затем, не вынеся хозяйских побоев (отец к тому времени умер), сбежал в Одессу, где нанялся чистить пароходные котлы. Именно там он и «заболел» морем. Поняв, что без образования — никуда, Грищенко окончил железнодорожную школу, а затем два курса электромеханического техникума, после чего по комсомольской путевке уехал поступать в ВМУ имени Фрунзе. Должно быть, сдача вступительных экзаменов и учеба потребовали от малообразованного паренька больших усилий. Училищный выпуск состоялся в 1931 году, и по распределению Грищенко попал на знаменитую «Пантеру» — ту самую, которая в 1919 году открыла боевой счет советских подводников, потопив британский эсминец «Виттория». Ей тогда был назначен командовать известный подводник Л.М. Рейснер, брат революционной комиссарши Ларисы Рейснер, прототипа «Оптимистической трагедии» В.В. Вишневского.
«Первая подводная лодка! — пишет биограф Грищенко Г.Г. Костев. — Первый командир! Пришло, как ни странно, и первое разочарование. Не понравилось Грищенко, что он попал на "Пантеру» — ведь лодка была уже старой. Не все понравилось поначалу и в командире: сдержанность, сухость, чрезмерная строгость по отношению к подчиненным».
Вот так в начале службы определяется каждый офицер — через отношение к своему командиру он понимает, что для него приемлемо и чему хочется подражать, а что нет. Молодому человеку очень сложно воспринимать личность наставника по частям, и если сумма положительного перевешивает, то он начинает копировать наставника во всем. Так произошло и с Грищенко. С его слов биограф записал: «Однако необычный педагогический такт Рейснера, его терпение, умение без шума, крика, но всем своим видом, интонацией, действиями учить подчиненных сделали свое дело. Индивидуальность Рейснера, его уроки Петр Денисович помнит до сих пор. Он не забыл, как однажды спросил командира "Пантеры", обязательно ли командиру корабля вникать во все мелочи. От такого вопроса Лев Михайлович сначала покраснел, прищурился, а затем строго, но не повышая голоса, чеканно ответил:
