– Если Сиферт поддержит Свена и его сына, – продолжала убеждать она, – награда, которую вы получите, будет огромной. Ты должна понять…
– Не нужны мне никакие награды! Я хочу назад своего сына! Нет на земле такого короля, который может дать мне это! – Альдит рухнула в свое кресло и, уронив голову на руки, горько зарыдала. Сдавленным голосом, сквозь слезы, она добавила: – Я хочу, чтобы ты ушла отсюда до возвращения Сиферта.
– А если я откажусь уйти? – Она не могла уехать отсюда, не поговорив с Сифертом. Он сможет понять свои риски и выгоды намного лучше, чем Альдит.
Но затем ее уверенность пошатнулась. Свен, король датский, пообещал, что не будет смещать Этельреда до тех пор, пока она не даст Кнуту сына; для людей с Севера именно ребенок является главным отправным пунктом, а сына у нее нет. Так что Свен не придет сюда еще по меньшей мере год.
– Если ты не уйдешь сама, – голос Альдит теперь звучал холодно и язвительно, – я дам знать королю, что ты находишься здесь.
Эльгива смотрела на свою кузину, а ее слова все еще звенели в воздухе между ними. Затем она наотмашь ударила эту глупую клушу с коровьими глазами. Это был удар тыльной стороной ладони, и ее перстень оцарапал щеку Альдит, но Эльгива сомневалась, что даже это может привести ее кузину в чувство.
Она вихрем вылетела их комнаты, оставив Альдит наедине со своим ужасом и своими слезами.
1009 год Р. Х
В этот год во второй половине зимы они (датчане) предприняли экспедицию через Чилтерн и дальше на Оксфорд…
Англосаксонские хроники
Глава 24
Январь 1010 года
Хедингтон, Оксфордшир
В покоях Эдит, освещенных свечами, факелами и светильником на ножке, тепло которого было бессильно против жесткого предрассветного холода, царила суматоха. Эмма, которая старалась не обращать внимания на всю эту суету, время от времени слышала, как метавшиеся взад-вперед слуги, таскавшие узлы и ящики, сталкивались между собой. Кормилица дочери Эдит, малышки, которой исполнилось три недели от роду, нервно расхаживала среди всей этой неразберихи, пытаясь утихомирить свою хнычущую подопечную. По полу ползала молодая рабыня, лихорадочно собирая серьги и заколки, которые рассыпались, когда она уронила шкатулку с драгоценностями. Эдит помогала ей чем могла, стоя над душой бедной девушки и распекая ее за неловкость.
Эмма же сидела в кресле и укачивала Годиву, которая крепко спала, несмотря на творившийся вокруг переполох. Она рассматривала круглое личико под белым чепчиком, и сердце ее сжималось при мысли о том, что, когда увидит Годиву в следующий раз, она уже будет другой. Младенцы меняются от недели к неделе, а сейчас она не могла сказать, сколько времени пройдет, прежде чем она снова сможет взять свою девочку на руки.
Завернутая в кокон из одеял, Годива тяжелым и твердым комочком лежала у нее на груди. За последние несколько недель ребенок очень подрос и чувствовал себя все лучше, по мере того как Уинфлед, кормилица, которую нашла для нее Марго, осваивалась со своими обязанностями. Теперь уже Уинфлед полностью взяла на себя заботу о Годиве, и от этого предстоящее расставание казалось Эмме еще тяжелее.
Через некоторое время, заметив, что суета вокруг нее несколько улеглась, она подняла голову и увидела, что Эдит стоит посреди комнаты, где уже не было ни слуг, ни ее вещей. На шаг позади нее стояла Уинфлед, одетая в плотный дорожный плащ и с кипой шалей и одеял Годивы в руках.
– Если мы хотим добраться в Эйншем до наступления ночи, – сказала Эдит, – то должны уже скоро выезжать.
Эмма чувствовала себя так, будто только что очнулась от сна, хотя просыпаться ей совсем не хотелось.
– Я сама отнесу Годиву вниз к повозке, – сказала она. Уинфлед кивнула и бросилась помогать ей подняться с кресла.
– Вы разбудите ее, – тихо прошипела Эдит, – и, если она начнет плакать, ее плач подхватит Этельфлед, и тогда всем нам не будет покоя.
– Я сомневаюсь, чтобы она проснулась, – прошептала Уинфлед. – Я совсем недавно хорошо покормила ее, и теперь она будет спать еще долго. – Она перевела взгляд с Эммы на Эдит. Словно уловив напряжение между двумя женщинами, она добавила: – Спущусь вниз и подготовлю все к вашему отъезду.
Эмма смотрела ей вслед и уже не в первый раз думала, что Уинфлед – это подарок судьбы, посланный ей свыше. Обернувшись к Эдит, она спросила:
– Так значит, следующие две ночи вы проведете в Эйншеме? – Ответ ей и так был известен, но ей просто хотелось оттянуть момент их отъезда – она была не в состоянии заставить себя расстаться с Годивой.
Эдит раздраженно вздохнула.
– Да, – прошептала она, – но мы задержимся там еще дольше, если начнется буря, если кто-то из детей заболеет или если Господь ниспошлет к нам своего ангела, который предупредит нас, чтобы мы не покидали аббатство. Миледи, если вы не верите, что я могу должны образом присматривать за вашим ребенком, почему вы не оставите его здесь, рядом с собой?
Теперь настал черед Эммы тяжело вздыхать, поскольку она до сих пор не была убеждена, что поступает правильно, отсылая Годиву. Да, ходили слухи о том, что армия датчан уже в пути, что на востоке горят английские города, что новый вражеский флот высадился в Молдоне. Она послала своих гонцов выяснить, есть ли во всех этих россказнях хоть капля правды, но они еще не вернулись, и она по-прежнему мучилась сомнениями, не зная, что ей делать. У Эдит же никаких сомнений не было. Она была твердо намерена ехать к королю, решив, что лучше рискнуть здоровьем своего новорожденного ребенка перед опасностями плохой погоды и зимних дорог, чем столкнуться с возможностью быть захваченной здесь датчанами. После двух бессонных ночей в раздумьях Эмма все же согласилась, что Годива тоже должна уехать.
– Разумеется, я доверяю тебе, Эдит, – ответила она. – Мне просто трудно расставаться с ней. Тебе это, конечно, понятно. – Она посмотрела вниз на спящее у нее на руках дитя. – Она была со мной так недолго.
Эдит фыркнула:
– Звучит это так, будто вы ее никогда больше не увидите. – Поймав на себе укоризненный взгляд Эммы, она перекрестилась и тихо пробормотала: – Простите меня. Не следовало мне этого говорить.
И все же Эмма не пропустила эти слова мимо ушей. Она снова задавала себе вопрос, не делает ли она большой ошибки, отсылая дочь от себя в такое время. Слухи могут быть беспочвенными. А если это и правда, датская армия может никогда не дойти до Хедингтона. Они будут держаться ближе к побережью, потому что для них большой риск заходить далеко вглубь суши, где их могут отрезать от кораблей.
Однако она знала, что армия является громадным неуклюжим монстром, не способным мыслить рационально. Эмма до сих пор слишком хорошо помнила, с какой бессмысленной жестокостью датчане убивали ни в чем не повинных мужчин и женщин прямо под стенами Лондона.
Да. Она поступает правильно, отсылая Годиву отсюда.
