Сам султан был против войны, поэтому Кара-Мустафа прибег к обману, чтобы вовлечь его в свои планы. Сановникам из приграничных областей он приказал писать письма монарху с жалобами на беззакония, чинимые немцами (австрийцами), а также прислать в Стамбул свидетелей, которые подтвердили бы правдивость этих донесений. «В конце концов обвел падишаха, словно дьявол. В горячности и с чувством собственного достоинства шах (султан) вскипел (гневом), а потом принял решение предпринять поход и начал собирать войско»
. Решение о войне было принято на большом совете 6 августа 1682 года.
Однако возложение вины за объявление войны на одного Кара-Мустафу было бы слишком большим упрощением дела: за великим визирем стояли придворные круги и крупные феодалы, заинтересованные в политике экспансии.
Напрасно посол императора Альбрехт Капрара делал попытки сохранить мир. 9 апреля 1682 года у него состоялась аудиенция с Мехмедом IV, 22 апреля — совещание с Кара-Мустафой, однако эти переговоры не дали результатов. Капрара еще пытался отвратить опасность от Австрии и направить турецкую агрессию в другую сторону. «На основании всего, что мне известно, считаю, что было бы возможно за значительную сумму денег отвратить от нас войну и направить ее против Польши»
, — цинично писал он 6 июля императору. Однако уже вскоре в Стамбуле было принято решение о направлении агрессии. 21 декабря 1682 года Капрара был препровожден к командиру янычар. Ему было объявлено, что если турки не получат крепость Яварин, то начнется война. Посол ответил, что замок можно заполучить только с помощью сабли, а не путем переговоров.
Отказ отдать Яварин, совершенно обоснованный с точки зрения его значения для Австрии, означал войну. 2 января 1683 года еще раз появились бунчуки перед дворцом султана в Стамбуле. С турецкой стороны войну должен был вести не столько султан, сколько Кара-Мустафа, о котором один из венецианских защитников Кандии сказал, что он «не успокоится, пока не сделает из собора Св. Петра (в Риме) конюшни султана»
.
После взятия Константинополя турецкие властители считали себя наследниками византийских императоров и мечтали о восстановлении Римской империи под своим владычеством. Поэтому в течение многих лет они отказывали Габсбургам в праве на императорский титул и рассматривали их как главных противников в реализации своих далекоидущих планов.
Мечты Кара-Мустафы об овладении Римом разделяла вся правящая партия в Стамбуле. В Европе хорошо отдавали себе отчет относительно турецких намерений. Об этом лучше всего свидетельствует поэма современника происходивших событий, дубровненского поэта Петара Канавеловича под названием «Песнь о славном польском короле Яне Собеском, победителе турок и защитнике Вены», в которой автор в уста султана вкладывает обещание, что после захвата турками Рима он накормит своего коня перед алтарем в соборе Св. Петра.
Однако была ли Османская империя на самом деле настолько мощной, чтобы султан мог реализовать так далеко идущие намерения?
Во второй половине XVII века Турция достигла самых крупных в своей истории территориальных размеров. Она овладела восточной частью бассейна Средиземного моря, подчинила себе Марокко, побережья современной Эритреи, завладела Оманом, Азербайджаном, западом Ирана, захватила анклавы в Индии, расширила свои границы на Украине. Под ее властью находился весь Балканский полуостров, Малая Азия, Ближний Восток, страны Магриба
[16], северное и восточное побережье Черного моря, Кавказ и далекий Йемен. Огромное государство занимало в сумме свыше 6 миллионов квадратных километров, в нем было около 30 миллионов жителей, то есть значительно больше, чем в самой населенной в то время в Европе Франции (около 20 миллионов). Военная мощь Османской империи издавна вызывала страх у ее соседей, ее финансовые доходы значительно превышали доходы любого из европейских государств, а Польши — более чем в десять раз. Несмотря на это, ее великолепие было кажущимся, оно содержало в себе знамение будущего упадка!
В течение XVI века Турция достигла пика могущества и во всех войнах шла от победы к победе. Однако уже к концу этого столетия она вошла в так называемую эпоху стагнации и оказалась на закате славы. В XVII веке отчетливо проступили первые симптомы кризиса, особенно проявлявшиеся в постоянно прогрессирующей девальвации денежной единицы и растущем дефиците султанской казны, в снижавшихся доходах от торговли, военных трофеях и дани, взимаемой с зависимых стран. Одновременно постоянно возрастали государственные расходы, особенно на содержание армии. Начали проявляться такие негативные тенденции, как торговля должностями и постами, крестьянские восстания, вызванные растущим социальным гнетом, распространение феодальной анархии, снижение безопасности на дорогах и торговых путях, возрастание разбоя и др. Центральные власти теряли авторитет, а местная администрация становилась все более зависимой от столицы. Общий упадок дисциплины привел к нарушению работы до того безотказно действовавшего административного механизма.
Постепенно нарастал кризис в сельском хозяйстве, лишавший государственную казну источников дохода. В Османской империи утвердилась система ленного владения землей. Поместья (тимары — небольшой или средней доходности, зеаметы — высокой доходности, хассы — самой высокой доходности) отдавались заслуженным воинам, военачальникам, государственным сановникам и членам семьи правителя. Владеющие этими ленными землями феодалы не являлись наследственными владельцами земли. Формально эти земли принадлежали султану, фактически же — обрабатывавшим ее крестьянам. Постепенно прогрессирующий кризис ленной системы, вытекавший из общего хозяйственного застоя и падения доходов в сельском хозяйстве, привел к снижению заинтересованности сипахов в своих владениях, к оставлению их, уходу в города или другие районы страны, к уклонению от воинской службы.
Из-за снижения доходов власти Порты стали систематически увеличивать размеры налогов, что нередко приводило к разорению крестьянских хозяйств. Результатом такой политики были крестьянские восстания, массовый уход людей в города или в другие районы страны, обезлюдение провинций, до того наиболее эксплуатируемых.
Ремесленничество, организованное по уже устаревшей цеховой системе, тоже оказалось в застое. Вредное влияние оказывало общее разложение в обществе, притеснения и злоупотребления со стороны знати, отсутствие чувства стабильности и законности. Узость внутреннего рынка ограничивала возможности сбыта ремесленных изделий, а растущая конкуренция со стороны французских, английских, голландских и итальянских товаров вела к вытеснению отечественной продукции. Османская империя постепенно становилась для более развитых европейских стран типичным колониальным рынком, поставляющим сырье в обмен на готовую продукцию, а дистанция, разделявшая уровень турецкого хозяйства и европейского, все увеличивалась. В ремесленничестве исключение составляли ткачество, кожевенная продукция и производство оружия, высоко ценившегося за границей, по-прежнему успешно развивавшееся.
