Когда 3 февраля армейское руководство объявило о завершении боев под Сталинградом, по предложению Геббельса был объявлен трехдневный траур — все театры, кино и места развлечений были закрыты.
После этого в народе стало распространяться убеждение, что ранее пропаганда представляла слишком оптимистическую картину происходящего на фронтах. Теперь же в представлениях немецкой общественности настала реакция — всё стали видеть в черном свете. Некоторые гауляйтеры доносили, что кризис доверия к информации грозил перерасти в кризис доверия к политическому руководству.
Чтобы увековечить Сталинградскую эпопею, Гитлер приказал подготовить «Книгу памяти». Местные партийные группы получили задания собирать письма солдат 6-й армии и передавать их в Минпроп. Ответственным за публикацию писем был назначен ближайший сотрудник Геббельса Шварц фон Берк, а автором-составителем — военный пропагандист 637-й пропагандистской роты лейтенант Гейнц Шретер. Книга была издана, но получилась очень тяжелой, Геббельс назвал ее «невыносимой»
. По ряду позиций она совершенно не соответствовала тем целям, которые стояли перед пропагандой, но отступать было поздно: сборник опубликовали.
Информационный отдел вермахта, ведавший фронтовыми сводками, разработал свой особый язык: так, отступление на Восточном фронте называлось «успешные оборонительные бои»; обозначение безнадежных ситуаций — «тяжелые, ожесточенные бои» или «бои с переменным успехом сторон». Сотрудники Веделя умели жонглировать географическими названиями: например, 8 мая 1944 г. говорилось о боях за Севастополь, а 9 мая — о боях в районе Севастополя, 10 мая — о боях за плацдарм Севастополя, 11 мая — о боях западнее Севастополя, 12 мая — о боях за «наш объединенный плацдарм западнее Севастополя», а 13 мая, наконец, о «наших арьергардных боях у Севастополя», что означало сдачу Севастополя.
Важнейшими постулатами геббельсовской военной пропаганды были: то, что война навязана немецкому народу, что в войне речь шла о жизни или смерти немецкого народа, что война является тотальной. Первый тезис сформировался с началом войны, второй появился после нападения на СССР, третий — после Сталинграда. В одной из инструкций Геббельс заявил: «Мы проиграем войну, если не сможем мобилизовать на борьбу все силы»
. Он предложил сформировать специальную инстанцию, которая бы получила все полномочия для реализации идеи тотальной войны. В этот орган Геббельс хотел включить рейхсляйтера Бормана, рейхсминистра Ляммерса и самого себя
. Геббельс считал, что для отправки в ближайшее время на фронт 1 млн. солдат необходимо закрыть в ближайшее время многочисленные кафе и рестораны, ввести строжайшую трудовую повинность. Указ Гитлера от 13 января 1943 г. начинался словами: «Тотальная война является первой нашей задачей в борьбе за достижение победоносного и долгожданного мира»
. Этим указом было предусмотрено освобождение всех сил и средств для усиления вермахта и военной промышленности. Вакантные места в важных с военной точки зрения отраслях производства должны были замещаться за счет менее важных в военном отношении производств. Еще 22 ноября 1942 г. Гитлер поручил генералу от инфантерии фон Унру возглавить управление по проверке всех немцев, имеющих «броню» от призыва, и отправления на фронт хотя бы части признанных ранее негодными для фронта (u.k. — unabkommlich). Все крупные гражданские строительные или производственные проекты были заморожены. Геббельс требовал, чтобы все мужчины от 16 до 65 лет и все женщины от 17 до 50 лет зарегистрировались в ведомствах ДАФ. Первоначально народ был настолько воодушевлен тем, что наконец будет достигнуто справедливое распределение всех трудностей, что в пересказах СД часто говорилось о стремлении немцев видеть в последовательной реализации всех установок тотальной войны проверку искренности режима в стремлении действительно последовательной и без оглядки на ранги и звания мобилизации всей страны на борьбу. Геббельса эти вести только обрадовали: «Я позабочусь о том, чтобы дочери плутократов перестали праздно болтаться, а взялись за работу»
. В этом же выступлении Геббельс сказал, что подобные радикальные настроения народа убеждают его в том, что немцы не утратили мужества и требуют более суровых мер по полной мобилизации всей страны на смертельную борьбу
.
18 февраля 1943 г. Геббельс произнес речь во Дворце спорта в Берлине, он обратился к аудитории с 10 наводящими вопросами: верит ли народ в окончательную победу, готов ли страдать и выносить трудности ради этой победы, одобряет ли народ введение смертной казни за мошенничество и спекуляцию, одобряет ли привлечение к производственному труду женщин и т. д., короче, — одобряет ли народ тотальную мобилизацию? Разумеется, на каждый такой вопрос Геббельс получал громогласное «да», аудитория была специально подобрана, тщательно подготовлена и состояла из нацистов
. Не удивительно, что общественные отклики на эту речь были позитивны
. Аналитики СД отмечали, что на народ большое впечатление произвела осведомленность министра пропаганды и то, что он полностью в курсе настроений немецкой общественности.
В своей речи Геббельс старался использовать немецкий страх перед русскими: он говорил, что европейская культура в опасности, что опасности можно избежать только при условии стопроцентной мобилизации всех немцев, невзирая на их социальное происхождение. Практически это было объявлением войны «господам из высшего общества и их напомаженным и с завитыми волосами дамам, щеголям, которые утром верхом разъезжают по Тиргартену, а вечерами засиживаются в ресторанах»
[54]. В передних радах перед министром пропаганды сидели специально отобранные инвалиды с ампутированными конечностями, опекаемые сиделками, ветераны войны, 50 кавалеров Рыцарского креста с Дубовыми листьями. Для статистики в зале были собраны рабочие, интеллигенция, крестьяне, женщины — эта публика якобы была точным срезом немецкого общества. Именно к ним были обращены слова Геббельса: «Вслед за наступающими советскими дивизиями следуют команды ликвидаторов из евреев, а за ними поднимается призрак террора, голодной смерти, анархии»
. Слова министра были обращены и к Западу и к нейтралам, которые должны были осознать исходившую от СССР опасность.
Интересно отметить, что документальный фильм с репортажем о речи 18 февраля произвел на немцев столь же большое впечатление, как и на присутствовавших в зале. Оператор смог передать атмосферу выступления и заразить ею присутствовавших на киносеансе зрителей
. В дальнейшем, однако, началось действие иных факторов в немецком восприятии и оценках пропагандистского напора и давления в процессе «тотальной мобилизации». СД стала доносить, что все чаще пропаганду стали расценивать как нетактичную и грубую, а ее инициатор сильно утратил в доверии. В окружении Гитлера долгое время после Сталинграда считали, что возникшее к пропаганде недоверие вскоре удастся преодолеть. СД передавала 8 февраля 1943 г., что первый шок прошел
, но впоследствии оказалось, что это было не преодоление шока, а состояние полуобморочного равнодушия и растерянности — настолько тяжелое впечатление произвел Сталинград на немецкое общественное мнение.
