В это тяжелое время государственная власть была вынуждена пойти на уступки крупной буржуазии и передать в ее руки часть оборонных заказов. Приходилось крупно переплачивать, но иного выхода не было: казенная промышленность не справлялась с удовлетворением потребностей Действующей армии. Ставка сыграла громадную роль в передаче этих заказов и договоренностях с оппозиционными буржуазными лидерами. Образованные организации Союзов земств и городов (Земгор), а затем и военно-промышленные комитеты в своем развертывании опирались на поддержку великого князя Николая Николаевича. В результате, что касается этих организаций, «фактически под их прикрытием происходила организация оппозиции для будущего торга с правительством из-за послевоенных реформ… Незаметно для себя Ставка превращалась в средоточие надежд цензовой оппозиции. Именно в Ставке под нажимом Николая Николаевича и сгруппировавшегося вокруг Кривошеина большинства кабинета Николаю II пришлось в июне 1915 года пожертвовать четырьмя крайне правыми министрами (Н.А. Маклаковым, В.А. Сухомлиновым, В.К. Саблером и И.Г. Щегловитовым) и согласиться на возобновление заседания Думы, которую до того собирали только на короткие сессии 26 июля 1914 года и 27 — 29 января 1915 года»
[404]. Таким образом, летом 1915 года вместо того, чтобы сгруппировать свои усилия для фронта, Ставка принимается активно вмешиваться во внутренние дела государства. Одновременно упрочились связи великого князя с либерально-буржуазной оппозицией. Это стало первой причиной будущего отстранения великого князя Николая Николаевича с поста Верховного Главнокомандующего. Чем дальше, тем больше Главковерх присваивал себе чужие властные полномочия.
Необходимо сказать еще о двух явлениях, предпринятых по инициативе Ставки Верховного Главнокомандования и благодарно воспринятых внутри страны ничего не понимавшим населением только потому, что во главе этих процессов стоял сверхпопулярный великий князь Николай Николаевич. Первое — это шпиономания. Еще в конце 1914 года, желая отвести от себя лично подозрения и обвинения в поражениях, Ставка принялась активно искать «шпионов» на театре военных действий, а затем и в тылу. Взять на себя всю ответственность за неудачи, причем взять ее не в верноподданнических телеграммах на имя царя, благо что Николай II и без того знал цену своему дяде, а перед обществом и народом руководители Ставки не отважились. Бесталанные военачальники стремились оправдаться перед общественным мнением страны, а тот объем власти, что принадлежал Ставке с началом войны, позволял прибегнуть к самооправдыванию в общегосударственном масштабе. Отстраненность царя от действий Ставки и его явное нежелание подрывать авторитет великого князя Николая Николаевича только способствовали действиям высшего генералитета во главе с Верховным Главнокомандующим.
В своем стремлении морального оправдания за допущенные стратегические ошибки и неумелое полководчество Ставка избрала наиболее порочный путь — поиск «предателей». Это явление встретило горячую поддержку «снизу», ибо и фронт, и тыл просто не могли поверить в столь вопиющую неготовность страны к современной войне. В свою очередь, контрразведка приграничных военных округов делала все возможное, чтобы «оправдать доверие», зачастую совершая трагические ошибки и даже преднамеренные преступления. Одними из первых в поражениях были обвинены все, кто носил фамилии немецкого происхождения.
В это время внутри страны уже начались репрессии по отношению к подданным неприятельских стран, которых отправляли в ссылку. При этом, для того чтобы оказаться вне подозрений, необходимо было иметь подданство с конца девятнадцатого столетия — с 1880 года. Всех прочих ссылали семьями. В том числе людей брали прямо из окопов — тех солдат, что уже сражались против центральных держав. Наиболее отвратительно шпиономания сказалась в отношении болгар после вступления в войну Болгарии осенью 1915 года на стороне Германии. Правда, семей офицеров это не касалось.
Но зато на фронте Ставка отдала негласное распоряжение стараться офицеров с немецкими фамилиями отправлять на Кавказский фронт. По иронии судьбы, именно на Кавказ будет отправлен в августе и сам великий князь Николай Николаевич. Жертвами шпиономании, за которыми стояла бесталанность высших штабов, уже пали командармы П. К. Ренненкампф и Шейдеман. В войсках подозрение могло пасть на каждого. Великий князь Николай Николаевич даже настоял на отстранении от должности начальника штаба Гвардейского корпуса графа Г.И. Ностица, обвиняя его в шпионаже. За генерала Ностица заступался сам император, но это не помогло. С.В. Фомин справедливо пишет, что «главным центром германофобии по отношению к русским немцам… была Ставка с великим князем Николаем Николаевичем во главе. Переоценка им своих способностей привела его, в конце концов, к крупным военным просчетам, а попытка оправдаться (или даже, если угодно, отвести от себя обвинения) — к раздуванию шпиономании и германофобии. Совершенные им на этом пути просчеты граничили с преступлениями, вели к трагическим ошибкам, носившим, к несчастью, необратимый характер»
[405].
Другая задача была связана с так называемой «мясоедовской историей». В феврале 1915 года по обвинению в шпионаже и мародерстве был арестован некий полковник С.Н. Мясоедов, служивший начальником в одном из пограничных жандармских управлений и известный как ставленник военного министра. С «дела Мясоедова» шпиономания скатилась за ту грань, за которую невозможно ступить без опасности нанести ущерб своей стране и Вооруженным Силам. Военно-полевой суд, на созыве которого (и заранее вынесенном в Ставке приговоре) настаивал лично великий князь Николай Николаевич, отказался даже рассматривать дело, очевидно «шитое белыми нитками». Несмотря на тройной отказ, в середине марта полковник Мясоедов был повешен в Варшаве. Контрразведка Варшавского военного округа во главе с генералом Батюшиным поспешила «раздуть дело», произведя массовые аресты, после чего к массе людей были применены суды, высылки в глубь империи, тюремное заключение и прочие меры. В «низах» «дело Мясоедова» приобретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием муссировали слухи, так как не могли найти оправдания своим поражениям.
Но главный результат «мясоедовского дела» для великого князя Николая Николаевича — 13 июня 1915 года ген. В.А. Сухомлинов был отставлен с поста военного министра, 15 июля было начато следствие по обвинению в «противозаконном бездействии, превышении власти, служебных подлогах, лихоимстве и государственной измене»; также по обвинению в «заведомом благоприятствовании Германии в ее военных против России операциях» и сознательном «парализовании русской обороны». В конце апреля 1916 года бывший военный министр будет заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Развязав кампанию «шпиономании» и начав ее с удара по военному министру, великий князь Николай Николаевич отвел обвинения от себя самого.
В итоге все неудачи стали объясняться одним — изменой верхов. Данная политика, развязанная Ставкой во имя самооправдания, стала одной из причин того, что в феврале 1917 года нация так легко отреклась от монархии — ведь император был окружен «шпионами», начиная со своей супруги, а потому и сам был «шпионом». Волна недовольства, спровоцированная Ставкой и властями всех уровней, пока загонялась вглубь, чтобы в самом скором времени вырваться наружу мощной революционной волной. Теперь уже ни сверхпопулярный за счет популизма и клеветы Верховный Главнокомандующий, ни сам император не смогли бы вернуть ситуацию к статус-кво, даже и осознав, что на волю рвутся те силы, что ни в коем разе не должны получить свободы.
