Тем не менее неприятельское наступление также постепенно выдыхалось. Армии Северо-Западного фронта пусть и с большими потерями, но сумели выйти из намечавшегося окружения, не оставив противнику ни одной дивизии в «котлах» (кроме крепостей). В этом главная заслуга принадлежит главнокомандующему армий Северо-Западного фронта ген. М.В. Алексееву, который твердо делал свое дело, не обращая внимания на тот хаос, что творила Ставка. В частности, генерал Алексеев запретил принудительную эвакуацию в зоне своей ответственности, и Ставка не решилась опротестовать этот запрет. Армии Юго-Западного фронта в конце августа — сентябре даже контратаковали, вынудив австрийцев остановиться в Галиции.
В этой ситуации не мог не встать вопрос о реорганизации управления Действующей армией. Северо-Западный фронт разделялся на два — Северный и Западный, а вскоре после этого было решено, что главкосевзап ген. М. В. Алексеев займет пост начальника штаба Верховного Главнокомандующего. Но не были секретом и намерения императора Николая II самому встать во главе Действующей армии. Правда, считалось, что это не более чем декларации, призванные подбодрить Верховного Главнокомандующего. Сотрудники Ставки полагали, что «великий князь Николай Николаевич на деле доказал свои исключительные способности как полководец. Россия давно уже не имела во главе своих вооруженных сил такого выдающегося вождя, и никто, даже в отдаленной степени, не был в состоянии его заменить…»
[408].
В середине августа месяца в Ставку прибыли великий князь Николай Николаевич и ген. М.В. Алексеев. К этому моменту начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевич уже получил новое назначение на Кавказский фронт и 18 августа сдал дела генералу Алексееву. Изначально подразумевалось, что М.В. Алексеев станет начальником штаба при великом князе Николае Николаевиче. Сам великий князь, тяготившийся лично ему симпатичным, но бесталанным для столь высокой должности ген. Н.Н. Янушкевичем, также предпочитал именно этот вариант. Но та паника, в которую впал Главковерх в конце августа, также не была забыта. Позднейший исследователь верно подметил: «Всегда уравновешенный Государь и был причиной резкого изменения положения на фронте после смены Верховного Командования. Уж, конечно, Государь не мог бы никогда плакать в подушку [после падения крепости Ковно] или задирать ноги, лежа на полу [о слухах отстранения Распутина от Двора], как это делал «мудрый полководец» Николай Николаевич»
[409].
Тем не менее слухи о смене Верховного Главнокомандующего считались нереальными. В это просто не могли поверить, сравнивая императора и великого князя: «В предвоенный период Николай Николаевич был строгим и требовательным строевиком-кавалеристом на посту инспектора кавалерии, но без широких взглядов на роль и задачи ее в условиях современной войны. Его требовательность, часто выражавшаяся в несдержанных выходках против высоких начальников, создавала ему личных врагов… Для нас, постоянно с ним связанных по службе, он был человеком бесхарактерным, всецело шедшим на поводу у Янушкевича, Данилова и других. Никакой отваги он не проявил... К сугубо дурным сторонам Николая Николаевича как Верховного Главнокомандующего я лично отношу слабость воли и мелочность характера, проявлявшиеся в отсутствии твердого управления фронтами, в тщеславных расчетах при освещении «заслуг» Рузского под Львовом, в перенесении личной неприязни к Сухомлинову на деятельность его как военного министра. Однако превосходство Николая Николаевича над еще более слабовольным и менее дальновидным царем мы отчетливо понимали. Поэтому смена его царем была для всех нас неожиданной»
[410].
Действительно, 21 августа в Ставку прибыл император Николай II и объявил о своем твердом решении принять Верховное Главнокомандование. Генералитету ничего не оставалось, как подчиниться монаршей воле. Прежде всего этому огорчились союзники. Представитель французского командования при русской Ставке де Лагиш сообщал в Париж о перемене российского Верховного Главнокомандования: «Я глубоко сожалею об этой мере, так как великий князь Николай Николаевич — кумир армии, и неизвестно, как воспримут его уход в военных кругах». А французский президент Р. Пуанкаре в начале сентября записывал: «Трудно установить в точности, чем вызвана немилость к великому князю Николаю Николаевичу. Правда, ему ставили в вину, что он предпринял наступление в Карпатах, не располагая достаточными средствами. Его порицали также за то, что он оставил гарнизон в Новогеоргиевске. Но, несомненно, удаление его вызвано другими причинами…»
[411].
Бесспорно, смена великого князя Николая Николаевича в первую голову была продиктована тем, что вокруг него стали группироваться лица, недовольные существующим императором. В Ставке постоянно находились видные деятели оппозиции. Пропагандируемая «гениальность» великого князя Николая Николаевича как полководца усиленно внедрялась в умы, противопоставляя его царю. В такой ситуации, когда австро-германское наступление выдыхалось, а в Государственной Думе был образован Прогрессивный блок, поставивший целью своей деятельности борьбу с правительством, можно было ожидать любой авантюры.
Заняв пост Верховного Главнокомандующего, император Николай II лично возглавил фронт и тем самым вывел из игры фигуру великого князя Николая Николаевича, который вполне мог стать пешкой в игре политических сил. Бывший Главковерх получил назначение на Кавказ. Личные качества великого князя, помноженные на непрофессионализм его ближайших сотрудников, и не могли дать иного результата. Слишком много ошибок, в политической сфере порой граничивших с преступлением, совершил Верховный Главнокомандующий. Не сумев оправдать доверия императора, великий князь Николай Николаевич не оправдал и доверия армии, заменив действенный результат пропагандой дешевой популярности
[412].
Главным результатом смены состава Ставки стало то обстоятельство, что должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего занял ген. М.В. Алексеев. Профессиональным военным было понятно, что великий князь Николай Николаевич является лишь представительной фигурой. Реальное же руководство Действующей армией будет сосредоточено в руках генерала Алексеева. Например, адмирал А.В. Колчак на допросе 1920 года вспоминал, что «считал Николая Николаевича самым талантливым из всех лиц императорской фамилии. Поэтому я считал, что раз уж назначение состоялось из императорской фамилии, то он является единственным лицом, которое действительно могло нести обязанности главнокомандующего армии, как человек, все время занимавшийся и близко знакомый с практическим делом и много работавший в этой области. Таким образом, в этом отношении Николай Николаевич являлся единственным в императорской фамилии лицом, авторитет которого признавали и в армии, и везде. Что касается до его смены, то я всегда очень высоко ценил личность генерала Алексеева и считал его, хотя до войны мало встречался с ним, самым выдающимся из наших генералов, самым образованным, самым умным, наиболее подготовленным к широким военным задачам. Поэтому я крайне приветствовал смену Николая Николаевича и вступление Государя на путь Верховного Командования, зная, что начальником штаба будет генерал Алексеев, это для меня являлось гарантией успеха в ведении войны, ибо фактически начальник штаба Верховного Командования является главным руководителем всех операций. Поэтому я смотрел на назначение государя, который очень мало занимался военным делом, чтобы руководить им, только как на известное знамя, в том смысле, что верховный глава становится вождем армии. Конечно, он находится в центре управления, но фактически всем управлял Алексеев. Я считал Алексеева в этом случае выше стоящим и более полезным, чем Николай Николаевич»
[413].
