Сосредоточение кавалерии на Востоке позволило германскому командованию одержать ряд внушительных успехов в Румынии после прорыва румынской обороны в Трансильвании. Немцы предпочитали усиливать конницы пехотными частями и самокатчиками, насыщать артиллерией и пулеметами. Целесообразная организация кавалерийской дивизии, согласно германским представлениям, — три бригады по два-три полка в каждой. Также кавалерийская дивизия должна была иметь все необходимые вспомогательные войска: егерские батальоны, самокатчики, пулеметные отделения, артиллерийские батареи (в том числе и тяжелые), зенитные орудия, саперные отделения. Такие бригады могли использоваться и самостоятельно
[204].
В условиях позиционной войны, в которой с конца 1915 года по примеру Французского фронта застыл Восточный фронт, конница должна была быть использована в качестве средства развития прорыва. Если учесть, что наступать должны были все три русские фронта, то кавалерия, казалось бы, получала значительные возможности для показа своих умений. Еще в ноябре 1915 года были сформированы 5-й и 6-й кавалерийские корпуса, а в марте 1916 года — 7-й кавалерийский корпус. Исходя из условий местности и задач, поставленных перед фронтами, четыре кавкорпуса были переданы на Юго-Западный фронт, а прочие три располагались севернее Полесья. Нельзя забывать и о том, что, помимо корпусов, армейские командования имели в своем распоряжении еще и отдельные кавалерийские дивизии.
Осмысливая опыт предшествующих сражений, русские военачальники уже поняли, что кавалерия должна применяться как комбинированный род оружия — маневр лошадью, удар — огнем. Ведь «конный бой построен на «шоке», на ударе холодным оружием накоротке, рассчитан на скоротечность, быстроту действий, бьет на впечатлительность, требует большой силы воли и решимости, правильного и верного нацеливания и способности быстрого маневрирования до удара, зачастую при бое небольшими конными частями, рассчитан на внезапность»
[205]. При прорыве же сильно укрепленного неприятельского фронта конница не могла быть брошена во фронтальную атаку, чтобы не нести ненужных потерь. Следовательно, она должна была развивать успех прорыва, свершаемого пехотой во взаимодействии с артиллерией. Уже подводя итоги в эмиграции, Н.Н. Головин указывал на требования современной войны к кавалерии: «Конница для возможности своей работы должна владеть большим пространством». Отсюда вытекают принципы новой кавалерийской доктрины:
«1) кавалерия бьет не силой шока, а быстротой маневра;
2) кавалерия не боится широких фронтов;
3) управление даже небольшими частями принимает часто характер стратегического руководства»
[206].
Тем не менее добиться надлежащего применения конницы русским полководцам так и не удалось. Западный фронт ген. А.Е. Эверта не смог прорвать германскую оборону (Барановичская наступательная операция), почему сосредоточение там кавалерии явилось напрасным. Северный фронт ген. А.Н. Куропаткина вообще не решился на прорыв. А успех Луцкого прорыва Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилова не был поддержан кавалерией вследствие неумения штаба фронта и штабов армий правильно использовать свою многочисленную конницу (см. главу 7). В результате, в то время как австро-венгерские армии громились и в панике отступали на запад, нагнать их и вырубить было некому.
Из выжидательного района сосредоточения в ночь перед прорывом конница выходит на вероятный участок ввода кавалерии в прорыв — туда, где стоят ударные общевойсковые группировки. С успехом прорыва конница тотчас начинает свое движение вперед, дабы не пропустить благоприятный момент. После развала неприятельской обороны и образования коридора прорыва кавалерия вводится в прорыв. Ключом к успеху операции должна была стать стремительность продвижения на направлениях главных ударов, обеспечивающая упреждение контрмер противника. Инструмент для этого — кавалерия. Продолжительные оперативные паузы, неизбежные в современной войне, позволяют врагу создавать мощную позиционную оборону. Поэтому переход к маневренным действиям неизбежно связывается с предварительным прорывом насыщенной огневыми средствами тактической зоны обороны противника.
Следовательно, надо пробить в обороне такую брешь, через которую конница могла бы без потерь выводиться на оперативный простор. Войдя в прорыв, конница должна, используя свою мобильность, уходить в отрыв, создавая своим продвижением в оперативную глубину благоприятные предпосылки для быстрого продвижения главных сил на направлении главного удара. Прорыв фронтовой группировки осуществляется либо навстречу удару другого фронта (концентрическое окружение), либо в оперативно-стратегическую глубину (рассекающие удары на расчленение неприятельской группировки). При условии быстрого продвижения конницы в оперативной глубине окружаемые или рассекаемые неприятельские группировки не успевают своевременно выйти из-под удара. Таким образом, войска первого оперативного эшелона прорывают тактическую зону обороны противника, после чего в прорыв вводятся эшелоны развития прорыва, основу которых составляют подвижные группы. Главный враг кавалерии — не «техника», а «непрерывность пехотного фронта». Поэтому конница становится главным родом войск, когда фронт противника раздроблен и деморализован
[207].
Развитие прорыва маневром против обнажившихся флангов неприятельской обороны обеспечивает возможность вторжения конницы в глубокий тыл противника. Непрерывность кавалерийского давления вызывает у врага панику и деморализацию, увеличивающуюся в геометрической прогрессии. Конница развивает прорыв маневром, дабы избежать неприятельского контрманевра резервами, в то время как первый эшелон атаки уже разрушил систему огневой обороны врага на данном участке фронта. Наличие в тылу врага достаточно крупной конной группировки деморализует неприятеля. То есть такая группа должна быть снабжена всем необходимым вооружением для самостоятельных продолжительных боевых действий. Конницу же первоначально бросили в лобовые атаки на неприятельскую оборону, а затем так и оставили втуне, не решившись на действия кавалерийскими корпусами в оперативном масштабе.
В ходе летнего наступления Юго-Западного фронта в 1916 году (Брусиловский прорыв) русская кавалерия вновь не смогла проявить себя в надлежащей степени. Конница имела ряд блестящих дел, однако в оперативном масштабе ее применение практически ничего не дало. Исход сражений решался пехотой и артиллерией, а конница по ряду причин (в том числе и не зависящих от самой кавалерии) ни разу не смогла развить тактический прорыв в оперативный. Разочарование действиями кавалерии было слишком велико, чтобы и в дальнейшем усиливать этот род войск. Даже сам кавалерист, главнокомандующий армий Юго-Западного фронта ген. А.А. Брусилов, считал, что «сами по себе эти кавалерийские и казачьи дивизии были достаточно сильны для самостоятельных действий стратегической конницы, но им недоставало какой-либо стрелковой части, связанной с дивизией, на которую она могла бы опираться. В общем, кавалерии у нас было слишком много, в особенности после того, как полевая война перешла в позиционную…»
[208].
