От себя заметим лишь, что части Сводной кавалерийской дивизии впоследствии доблестно дрались, и речь здесь может идти лишь о нечистоплотности начальника дивизии — по нашему предположению, именно Сводной кавалерийской дивизии.
В 9-й армии, казалось, взяли пример с 8-й армии. Поразительно, что столь удивительным образом совпали планы командования обеих армий, имевших главные задачи в наступлении Юго-Западного фронта. Так, 3-й кавалерийский корпус ген. графа ФА. Келлера обеспечивал наступление 9-й армии с левого фланга, будучи отправлен в окопы напротив Черновиц, располагавшихся на противоположной стороне реки Прут. Такое использование конницы в качестве прикрытия вообще не лезет ни в какие ворота, ибо граф Келлер не получил никакого приказа на удар. Конечно, 9-я армия не имела резервов, но, наверное, проще было бы совсем бросить эти окопы, чем забивать их конниками: все равно австрийцы не имели возможности для контрнаступления через линию реки Прут.
В итоге, когда пехота опрокинула австрийцев под Доброноуцем, преследовать бегущего врага бросилась одна-единственная конно-артиллерийская батарея полковника Ширинкина. Батарейцы взяли австрийскую батарею, довершили разгром австрийского батальона, но на этом дело и кончилось. Конечно, сотня конноартиллеристов не могла сделать того, что натворили бы несколько тысяч сабель 3-го кавалерийского корпуса. Генерал Келлер под свою ответственность пытался форсировать Прут, однако, как и в 4-м кавалерийском корпусе ген. Я. Ф. Гилленшмидта, его отчаянная атака захлебнулась, да и не могла не захлебнуться, ибо в качестве артиллерийской поддержки конкомкор-3 имел лишь две легкие конные батареи. Русские кавалеристы, переправлявшиеся через реку под артиллерийскими ударами противника, сумели занять несколько маленьких плацдармов, но слить их в один не смогли, так как не было артиллерии. В результате 3-му кавалерийскому корпусу пришлось с большими потерями отступить.
Единственный успех в 9-й армии выпал на долю Текинского (Туркменского) полка, использованного после победы под Доброноуцем. Действительно, когда 9-я армия прорвала оборону противника, в преследование бросился только Текинский полк генерал-майора Зыкова. За время преследования в течение нескольких дней текинцы взяли в плен более четырех тысяч австрийцев и еще больше изрубили. Казачья же дивизия приказа о преследовании не выполнила. Главная причина неудачных действий конницы — ее начальники. Об атаке Туркменского конного полка (четыре сотни сабель) у деревни Баламутовка 22 мая участник войны сообщает: «Этот пример показывает, что хорошая конница, при всяких обстоятельствах, может содействовать самым решительным образом другим родам войск в бою; на важность самой тесной непосредственной связи в бою между конницей и атакующей пехотой; на великое значение решительности со стороны командного состава конницы, не считаясь с численностью врага, так как эффект несущейся конной лавины подавляюще действует даже на спокойную, выдержанную пехоту и уравновешивает численность бойцов»
[329].
Кстати говоря, в плен была взята австрийская пехотная бригада, выдвигавшаяся для производства контрудара. И главное значение атаки Текинского полка состоит не в количестве трофеев, а в том, что этим ударом был предотвращен неприятельский контрудар, который имел реальные шансы на большой успех. Войска 9-й армии, продвигавшиеся вперед, могли быть остановлены лобовым ударом. Растянувшаяся по фронту русская пехота, понесшая существенные потери в период прорыва, вполне могла быть опрокинута: «Был момент, когда пехота русских осталась без поддержки своей артиллерии, но благодаря конной атаке Текинского полка катастрофа была предотвращена»
[330].
Безусловно, кавалерия Юго-Западного фронта была использована самым отвратительным и бездарным образом. Военный историк пишет по этому поводу: «Кавалерия фронта (свыше 60 тыс. сабель) не сыграла своей роли в операции. Кавалерийское командование оказалось неспособным применить конницу при развитии тактического прорыва в оперативный. Часть конников вынуждена была находиться в окопах, прикрывая растянутый фронт»
[331]. Не имея сильных резервов, главкоюз, как то и было принято, все-таки старался прикрыть весь свой оголившийся фронт. Той же тактики придерживались и командармы, предпочитая оставлять спешенных кавалеристов в окопах. Вряд ли противник смог бы нанести сильные контрудары по таким участкам: здесь его в таком случае ждало полное окружение. Но в эти окопы были брошены как раз кавалеристы. Таким образом, штаб фронта, собрав сравнительно большие армейские резервы на направлении главных ударов армий (особенно в 8-й армии), лишил свои войска единственного средства развития прорыва на оперативную глубину — кавалерии.
Что говорить, если и в ходе самого успешного наступления русские постоянно опасались возможного (и, добавим, в первые полторы недели вообще невероятного!) контрудара. Прежде всего — со стороны Ковеля, откуда успешный удар австро-германцев в 1915 году уже выбил 8-ю армию ген. А.А. Брусилова за линию Ковель — Луцк. А потому высшие штабы придерживали вырывавшиеся вперед корпуса и даже армии (остановка 8-й армии по просьбе командарма-11 ген. В.В. Сахарова), равняя их по отстающим подразделениям. Как будто бы забылся опыт прошлого, когда фельдмаршал Суворов в сражении на Треббии бросал в бой все, что только возможно, лишь бы только не дать французам возможности передохнуть и перегруппироваться, сосредоточившись для упорного сопротивления. Когда ты побеждаешь, а враг не имеет резервов, нужно лететь вперед на крыльях победы!
Бесспорно, что в позиционной войне главную роль играет артиллерия — тактика огневого боя. Процитируем вновь эмигранта и яростного недоброжелателя генерала Брусилова: «Но «берейтор» остался при своей вере в победоносную конницу и при своем кавалерийском пренебрежении к огню, к артиллерии. Корнет и ротмистр должны доверять сабле, полковник и генерал кавалерийские могут мечтать о «шоке», то есть о столкновении их конного строя с вражеским конным строем, но главнокомандующий фронта, составленного главным образом из пехоты и артиллерии, должен думать по-пехотному и по-артиллерийски, а не по-кавалерийски. Брусилов же думал как конник, и это была ошибка, из-за которой Луцк-Черновицкая победа оказалась разительной, но решительной, завершающей войну не стала»
[332]. Иными словами, Е.Э. Месснер показывает, что А.А. Брусилов прежде всего рассчитывал на успех конного удара по еще не сломленной обороне противника. Жаль, что Месснер ничего не говорит о генерале Каледине, который вообще отказался от использования кавалерии в прорыве и не смог ввести в громадный «провал» в австрийской обороне даже и одну кавалерийскую дивизию, с которой, кстати говоря, ген. А.М. Каледин начинал войну. Наверное, дело здесь в значении личности генерала Каледина для Белой эмиграции. А следовательно — в отсутствии объективности.
